«Они напились сладкого вина»

Почтенный Нахум бен Шломо важно шествовал по одной из окраинных улиц великого города Антиохия-на-Оронте. За ним, чуть прихрамывая, тащился домашний раб Кока, неся на плече обыкновенную холщовую сумку, в которой находилась складная игральная доска, фишки, вырезанные из ясеня, и три кубика из слоновой кости. Нести все это было совершенно не тяжело, но Кока потихоньку ворчал на своего господина, отправившегося скоротать вечерок со своим другом – златокузнецом Децимом Корнилием Феликсом – игрой в табулу, столь популярной на просторах Римской империи, как среди знати, так и среди простолюдинов.

Нахума бен Шломо в Антиохии знали хорошо. Он содержал три ювелирные лавки и несколько мастерских, в которых на него работали двенадцать мастеров и подмастерьев. Сам же Нахум, хотя и считался очень хорошим ювелиром, в последние годы редко садился за работу, да и то лишь в том случае, если попадался интересный заказ, вроде жемчужного ожерелья для сестры наместника провинции. В конце концов, мог себе позволить, ибо был человеком весьма состоятельным.

Децим Корнелий Феликс – вольноотпущенник и римский гражданин переехал в Антиохию лет пять назад из Вечного города и стал пайщиком Нахума. Для ювелира добрый златокузнец – это находка, а уж готовый поддержать дело не только трудом, но и сестерциями, – так и вообще ценный человек.

В доме Феликса царила прохлада, но друзья расположились вне помещения, в уютном дворике, под деревом, на специальных ложах и перед игрой решились освежиться чашей-другой хиосского вина, разбавленного по-гречески родниковой водой.

Они оба любили табулу и презирали игроков в традиционные кости, обычно оккупировавших перед закатом винарии, харчевни и землю перед ними и истошно оравших «Венера» при выпадении удачной комбинации или со слезами на глазах ставивших на каждую кость по динарию, если выскакивала несчастливая «собака».

Феликс, сделав долгий глоток из чаши, спросил у ювелира:

− Уважаемый Нахум, вы вот вчера вернулись из Иерусалима. А до меня дошли слухи, что там назревает очередной мятеж против Рима. Да еще и завелась какая-то новая секта, не то назарян, не то иоаннитов.

− Уверяю вас, добрый Феликс, что слухи сильно преувеличены. Святой город бурлит, как всегда, страсти на счет веры и правильного соблюдения Закона – это естественная жизнь там. Действительно, народ в Иерусалиме был смущен появлением некоего пророка, а на мой взгляд, обыкновенного шарлатана из Назарета, называвшего себя Сыном Божиим. Но с ним разобрались очень быстро. Старейшины наши нашли, что он богохульничает и агитирует против власти Рима, и выдали его на суд прокуратора. Мудрый Понтий Пилат приговорил его к распятию на кресте вместе с двумя разбойниками.

Представляете, Феликс, но в это же время приключилось землетрясение, и завеса в храме разодралась. Ну, землетрясения в Иерусалиме бывали и ранее, а вот с поставщиков виссона храму я бы строго спросил. Они-то Яхве жертвовали, а не кому-то еще.

− Не будем говорить о богах, почтеннейший Нахум. Это ваша вера, а моя иная.

− Ладно, вижу, что не стоит. Но продолжу. Потом возник скандал. Ученики этого пророка, называемого Иисусом Христом, осквернили погребальную пещеру, утащив тело своего кумира. Стража же преступно проспала. Тело не нашли. А в Иерусалиме же развернулась проповедь Распятого и Воскресшего Христа. Впрочем, далеко не многие примкнули к последователям самозванного Мессии.

− Я вижу, что ничего нового нет. Фокусы, обман простонародья и выверты сознания фанатиков. Однако эти события произошли не при вашей поездке.

− Конечно, я все рассказываю со слов своих знакомых и партнеров. Самому же мне довелось узреть иное. Думаю, что даже более любопытное, но связанное с учениками этого Христа.

− Расскажите, сделайте милость, я сгораю от нетерпения.

− Как вы знаете, в Иерусалим я поехал намеренно, чтобы принести в храме жертву, дабы Всевышний даровал заключение брака моего старшего сына Эвенезера с Милкой, дочерью судовладельца, почтеннейшего Илайши из Иоппии.

Кстати, на обратном пути я посетил дом драгоценного Илайши и обо всем уже договорился. Значит, принял Бог благосклонно мой дар − упитанного тельца…

Продолжу все же. Я захотел посетить гробницу праведного царя Давида. Но не смог. На улице собралась огромная толпа. У здания теснились люди из городов и сел империи, причем не только Палестины или Сирии.

Над крышей пронеслись какие-то огни, поднялся нестерпимый шум, а внутри дома послышалось говорение на разных языках. Купцы из Александрии услышали греческие слова, из Тира – свое наречие, из Киренаики – свое, а приехавшие из Иберии утверждали, что так лопочут местные варварские племена. Кто-то завопил: «Чудо Бог явил!»

Мне такой поворот событий показался диким. Подумал, бормочет, мол, чернь в доме неизвестно что. А другие здравомыслящие, как я, люди прямо заявили, что в горнице на втором этаже собрались галилеяне, всякие там рыбаки, поденщики, мытари и напились неразбавленного сладкого вина, вот и болтают какую-то чепуху.

Но представьте себе, Феликс, друг мой, нашлись и глупцы, которые заговорили об апостолах, поставленных Христом, собравшихся в Сионской горнице, и что на них сошел Дух Святой.

Потом из здания вышел некий Шимон, именуемый Петром, и начал свою проповедь. Тут я не выдержал кощунства и удалился подальше от нечестивого собрания.

Куда только смотрят власти?..

− Вы поступили умно, почтенный Нахум. Не следует слушать речи слабоумных. А огни… Нет в них чуда. Я некогда знавал одного мага, который глотал пламя, а затем извергал его из себя.

− Вот-вот. Но надо же! На приманку последователей Иисуса клюнул наш с вами общий знакомый – медник Ефрем, да еще и сыновей своих убедил поверить Петру. Этот злосчастный и обиженный судьбой человек сопровождал меня в поездке до Иоппии, да и постоянно рассказывал о Христе, что Он именовал апостолов сынами Божиими, друзьями Своими.

− Ха-ха-ха, мудрейший Нахум! А у меня появился повод для оригинальной шутки. Усыновленные Христом! Ежели использовать латинский суффикс -ан, то получится, что Петр, Ефрем и прочие любители Иисуса должны носить имя христиан. Ха-ха!

− Славно сочинили, добрейший Феликс! Просто изумительно! Только, чур, я Ефрему лично прозвище сообщу.

− Как угодно. Как угодно, дражайший Нахум. Посмеяться над глупцом – это отучить его от глупости. Я слышал в Риме такую фразу от тамошнего учителя риторики. И я вам доложу, что в нашей славной Антиохии никогда сектанты не приживутся. У нас живет народ практичный, к фантазиям несклонный.

− Согласен, Феликс. Вы правы. А галилеяне всего лишь обыкновенные пропойцы. Им верить – себя не уважать. Они напились сладкого вина! Неразбавленного и крепкого. Ха-ха!

− Ну, а мы-то с вами пьем умеренно. И потому трепаться на других языках не будем. Осталось опорожнить наши чаши и приступить к игре. Предупреждаю, что как в прошлый раз на интерес не играю.

− Отлично. Я готов выиграть у вас, почтенный Нахум, кучу полновесных динариев. Апостолов же и их соратников ждут насмешки и полное забвение лет этак через пять.

***

«Между тем рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана, прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя слово, кроме Иудеев. Были же некоторые из них Кипряне и Киринейцы, которые, придя в Антиохию, говорили Еллинам, благовествуя Господа Иисуса.

И была рука Господня с ними, и великое число, уверовав, обратилось к Господу.

Дошел слух о сем до церкви Иерусалимской, и поручили Варнаве идти в Антиохию. Он, прибыв и увидев благодать Божию, возрадовался и убеждал всех держаться Господа искренним сердцем; ибо он был муж добрый и исполненный Духа Святого и веры. И приложилось довольно народа к Господу. Потом Варнава пошел в Тарс искать Савла и, найдя его, привел в Антиохию.

Целый год собирались они в церкви и учили немалое число людей, и ученики в Антиохии в первый раз стали называться Христианами» (Деян. 11:19–26).