Посещать старую столицу протоиерей Михаил Евграфов откровенно не любил. Он давно осел в сельской провинции, и жизнь там, с ее неторопливым и размеренным ходом, вполне устраивала. Большой город батюшке стал казаться чем-то странным и непонятным. Толчея людская, парокаты, конки, извозчики, орущие «на всю Ивановскую», − все это совсем не давало умиротворения и нарушало привычные ритмы бытия.
Но этой зимой от поездки отказаться было решительно невозможно.
Отец Михаил написал статью об удивительных успехах учеников церковно-приходской школы в селе Лесной Дол и замечательном педагоге Сергее Алексеевиче Каминском. Он отослал ее в «Журнал Министерства народного просвещения», впрочем, ни на что не рассчитывая, а ее там вдруг и опубликовали. Но оказалось, что редактору издания, тайному советнику Петру Федоровичу Гвоздеву, потребовалась статья и об общем состоянии дел в церковно-приходских школах Мещерского уезда. И он с напряжением, но и с привычной чиновничьей настырностью, в долгой переписке уговорил батюшку взяться за сей труд.
Однако статистических данных в уезде и губернии имелось недостаточно, вот и пришлось отцу Михаилу, испросив благословения у владыки Венедима, отправляться в стольный град. Хорошо хоть по «железке» ехать было удобно. Протоиерей, правда, всю дорогу вспоминал слова из известной сказки господина Ершова, которую в последние три дня перед путешествием он читал вслух младшим дочкам:
Братья сеяли пшеницу
Да возили в град-столицу:
Знать, столица та была
Недалече от села.
Там пшеницу продавали,
Деньги счетом принимали
И с набитою сумой
Возвращалися домой.
В столице священник пробыл почти четыре дня, но все что запланировал сделать, по воле Божией успешно и завершил. В Имперской статистической комиссии помогли без всяких уговоров, сыграл свою роль рескрипт от тайного советника и академика Гвоздева. За проживание в гостинице Заиконоспасского монастыря с батюшки взяли всего один рубль (по здешним меркам, считай, что бесплатно поселили). Отец Михаил еще и три монастырских службы отстоял. Благодать!
Кроме того, священник повидался в Александрийском полку со своим земляком поручиком Бородиным, да и старым наставником на поприще житейском великим князем Диомидом Гемелловичем.
Перед отъездом батюшка надумал заглянуть в кондитерские ряды купца первой гильдии Трунова. Слава о них гремела во всех концах государства. И чего же только не находилось в тех рядах! И кондитерские лавки, и кофейни, и несколько булочных, и модное конфетное производство. Продукция на любой вкус и карман! Интеллигенция и знать любили здесь покупать круассаны, в том числе и с новой начинкой из сгущенного молока, пирожные со сливочно-шоколадным кремом и хрустящие слойки с яблочным пюре. К кофию или горячему какао – самое замечательное дополнение!
Простонародье же обычно приобретало «французские» булки и калачи «с ручкой», по форме напоминающие скорее амбарный замок.
«Французские булки» придумали, естественно, франки для своих работяг, но и нашим они сгодились. Удобно ведь. Бежишь на фабрику в семь часов утра. Быстренько купил с лотка у булочной без очереди и переплаты. А потом… Булочка ведь умещается в ладони, можно легко засунуть в карман робы, а затем в полдник и скушать, запивая водой.
Калачи «с ручкой» в основном разбирались работниками железнодорожных и парокатных мастерских. Их и использовали в обеденный перерыв те, кто далеко от дома трудится. Два часа для обеда – это хорошо, но, если тебе добираться в неблизкие Хавки или аж за Полуартельково, то лучше поесть на рабочем месте. Суп с потрошками из ближайшего трактира принесут. Ложка же всегда имеется за сапожком. А ежели пальцы не всегда от масел или мазута отмыть удавалось, то калачик взял за «ручку» и до нее и съел, прихлебывая супец. А испачканную «ручку» потом бобикам или шарикам, что обитают при мастерской, отдал – и все. Хлеб не выбрасывают русские люди.
Правда, голодный человек и «ручку» мог употребить. Тогда про него и говаривали, мол, «дошел до ручки».
В конфетной лавке отец Михаил прикупил две коробки монпансье (матушка любит!) и ящичек в виде сказочного Сивки-Бурки со свежими тянучками (для младших). На выходе же из помещения Евграфов столкнулся с хорошо знакомым помещиком из Мещерского уезда Кириллом Ионовичем Сурядновым. Выяснилось, что тот заходил в соседнюю лавку пирожков на дорогу прикупить. И надо же, на изумление оказалось − Суряднов отбывал тем же поездом из столицы, что и батюшка, да и еще в одном вагоне с нашим протоиереем.
Уже в поезде Кирилл Ионович пригласил священника в ресторацию – чайком побаловаться. Отец Михаил сперва отнекивался, а потом и согласился, видя, что помещику просто надо поговорить.
За столиком в ресторации Суряднов и пожаловался: в столицу он добрался, дабы волю папаши своего исполнить – заказать икону святого пророка Ионы для домовой церкви. Да вишь ты как, везде в известных местах отказали, все заняты, ибо надвигается юбилей правящей династии, пошли заявки на написание образов небесных покровителей государей и членов императорской фамилии. Иконописцы заняты до самого лета.
Батюшка же в ответ сказал:
− Зря вы, Кирилл Ионович, в столицу поехали. Можно было все у нас решить. В Болотовском Свято-Константиновом монастыре есть пречудный мастер…
− Ой, не надо, отец мой, провинциальных богомазов предлагать. Они иной образ так напишут, что пророка Малахию от святителя Николая не отличишь. Так и в соблазн впасть недолго.
− Напрасно вы так думаете, друг мой. В Свято-Константиновом монастыре несет послушание иконописца младший брат всем известного Сергея Алексеевича Каминского.
В прошлом живописец был преизвестный. Его имя на всю империю гремело. Богатеи за портреты сотнями золотых рубликов расплачивались. Императорская Академия художеств его в действительные члены приняла.
− Надо же… Право не знал. А как же он в сельском монастыре очутился?
− Господь привел, − улыбнулся отец Михаил.
− Не расскажете ли, батюшка?
− Знаю, конечно, я не все, но, что знаю, о том и поведаю. Деньги зарабатывал братец Сергея Алексеевича большие. Картины писал талантливо. Все его хвалили. А он средства спускал на гулящих бабенок, картишки и дикие пьянки в ресторациях Петрополиса. Богема-с.
И вот стало казаться художнику, что на родине его не ценят. И платят мало, и почтения не хватает. Здесь ему и подвернулся заезжий франк из Руана. Пригласил там художественный салон открыть, гарантировал, что талеры, луидоры и фунты стерлингов потекут рекой. Живописец и согласился. Перебрался в сей Руан.
И что же? Никому его картины по нраву не пришлись. А тамошняя гильдия живописцев в суд на него подала за незаконную работу. В гильдию его никто принимать не захотел. Конкурент. Доброжелатель же и советчик, узрев, что задумка провалилась, споро скрылся, да еще и украв почти сотню золотых рублей.
Художник приуныл. Финансы поют романсы, да не про любовь. От состояния мало чего осталось. Домой возвращаться – стыда не оберешься. Додумался даже до греха самоубийства. Но вот привел его Господь в магазинчик букиниста, и там он прикупил старинную карту, уж больно рисунки на ней хороши были. А на квартире случайно пролил на нее стакан коньяку. Кое-как убрал это непотребство и обнаружил, что проступила надпись на латыни, где говорилось, что в 18 милях от теодорийского порта Реции находится остров пророка Ионы, а там существует грот, в который можно попасть лишь при отливе со стороны моря. Далее смутно утверждалось о каких-то сокровищах, спрятанных во время гонений христианским епископом святым Аристоклием.
Художник на последние деньги примчался в Теодорию, в Реции купил лодку и приплыл на остров. Грот он нашел. Облазил его весь. Никаких богатств там не обнаружил. Зато начался прилив. Человек метнулся к лодке, что привязал у входа, а той и след простыл – унесло коварное море. Вода же стала накатывать и накатывать. Художник забрался в самую верхнюю часть грота и увидел, что на стене изображен пророк Иона во чреве гигантской рыбы. И на миг грешник почувствовал себя Ионой: тускло светит фонарь, холодная вода лижет ноги, и он в гроте сидит один-одинешенек. Тогда вспомнил живописец все молитвы, кои заучил в детстве, и обратился к Богу и пророку Ионе…
На остров художник выбрался после отлива. Через день его подобрали рецийские контрабандисты. Они его и до берега доставили, и денег на дорогу в империю дали. Все-таки православные люди, хоть и занимаются противозаконным промыслом.
В империи художник приехал к брату в деревню, а потом удалился в ближний монастырь, где сейчас и подвизается.
− Какая поучительная история.
− Житейская. И икону вам брат Иона напишет. Любит он пророка Иону. И платы не возьмет. Но монастырю, вы, Кирилл Ионович, зерна обязательно пошлите, да и еще припасов каких-нибудь.
− Так и сделаю.
Собеседники замолчали, каждый, попивая чай, размышлял о своем. Поезд медленно катил мимо заснеженных полей. Дымки тянулись над избами.
В обители иконописец Иона возжег свечу перед ночной молитвой. А где-то в южных краях море продолжало греметь и биться о скалы острова святого пророка.
