В селе обычаи и семейные истории хранятся долго. Сам ритм деревенской жизни способствует такому развороту, и сама она привязана к годовому земледельческому циклу.
Весной, летом и осенью крестьянин много, надрывая жилы, работает, а зимой наступает период тишины. И той постоянной торопливости, которая захлестывает город, на селе не бывает. Да и живут в большинстве своем рядом родственники, пусть и седьмая вода на киселе, да родственники. А старики помнят многое…
Еще в студенческие годы (будущие историки – народ любопытный) мне удалось разговорить Петра Ивановича – знатока семейных преданий. А все началось с, казалось бы, простого вопроса:
– Вот сейчас в Рудне нет храма. А взорванный в советские годы храм вы называете то Введенским, то Свято-Никольским. Отчего так?
Дед Петро, как-то по-детски улыбнувшись, ответствовал:
– Первая сгоревшая деревянная церковь была в честь праздника Введения Пресвятой Богородицы во храм. Отстроили вторую, уже в честь святителя Николая Чудотворца. Она тоже сгорела. По грехам нашим. Третью же освятили в память второй, но были еще два придела: Введенский и преподобного Саввы Сторожевского. Ее взорвали при Хрущеве. Когда третью строили, нашей семьи в Рудне не было.
– Как так?
– Да уехали мы и еще пять семей на Алтай. Переселение тогда было.
– А почему?
– Едоков много, а земли мало. Не то, что крестьянин на крестьянине сидел, так еще и помещик на помещике. А у иного барина и земли меньше, чем у зажиточного крестьянина имелось.
– Что-то не верится…
– И чему вас только в университетах учат. Вон, помещик Сурин 10 десятинами владел вместе с домом, а крестьянский сын Фрол Косматых двадцатью. А на наше семейство совсем крохи приходились. Вот и поехали в чужие далекие края. Даже Пасху в пути встретили. Ни в храм пойти, ни помолиться как положено, ни куличиков поесть.
– Это как так приключилось?
Петр Иванович малость призадумался, да и начал рассказ:
– Получили документы, что положены были. На станции погрузились в «столыпин», и…
– Так в таких вагонах заключенных возили.
– Извини, мил человек, это потом при Советах возили. А для крестьянина, говорят, сам Столыпин вагон специальный придумал. Хотя шутят, наверное. Хороший вагон. Из товарного перекроенный. Конечно, не барский, но мы привычные. И инвентарь кое-какой погрузили. И скотинку взяли. Кур пяток тоже прихватили. Еще продуктовый запас взяли. И проезд бесплатный по «железке» государь всем переселенцам дал.
А поезда тогда тихо ходили. На ходу бабы и еству готовили. Ребятишки же успевали соскочить в пути, набрать водицы в колодце, да и обратно запрыгнуть. Всяко бывало.
– А останавливались часто?
– Не помню, если честно. Ехали мы неторопливо через какую-то степь. Дорога одноколейная. Недавно, вишь ты, построенная. Тут остановок больше стало – встречные поезда пропустить можно было только на станциях или разъездах. Великий пост пришелся на дорогу, так что Пасху Христову мы встретили в пути.
Поезд шел без остановок. Молились кто как умел. И возгласы «Христос воскресе! Воистину воскресе!» звучали под стук колес вагона. Радости это не убавило. Только и расстройство было. На разговение куличей не приготовили. Поздно обнаружилось, что муку бурый хлебный клещ испортил.
– Что же дальше произошло?
– В конце концов поезд остановился на маленьком полустанке. Нас предупредили, что простоим почти весь день – пропускаем два воинских эшелона.
Раз такое дело, решили разговеться, чем Бог послал. Мужчины захотели горячего похлебать. Яички к тому же имелись крашеные (шелухой от лука), но неосвященные. Но и за то слава Господу!
Женщины вымыли большой казан. Мясца туда отправили, крупы. Знатное варево получилось. Первыми расселись мужики, как и положено хозяевам. Выпили по стаканчику. Похлебали супца. Решили и мясца попробовать. Один потащил кусок побольше поварешкой. А вместо мяса… тряпка. Осталась после мытья казана.
Хочешь верь, а хочешь – не верь, но крестьянский народ грязь никогда не жевал. Брезговал. Это только в учебниках сказки-басни льют.
Мужикам поплохело. Чуть ли не толпой рванули в ближайшие кустики. А кто ругаться принялся… Помню, бабушка моя Домна Афанасьевна вокруг казана бегает и приговаривает: «Да вихотечек это, милые мои! Новая ферябочка! Тряпонька! Тряпочка!». Но мужики не верят, что ткань чистая, ни в какую кушать не хотят.
А чем все завершилось? Бабы мясо достали да детей накормили. Мужики потом спохватились, но что ушло, то ушло. Пришлось им яички, сальце с сухариками употреблять да запивать кипяточком с сахарком. Пиленый сахарок, ох, и хорош был тогда! Неплохо, однако, но и не празднично. Ну, и вновь все про куличи вспомнили.
На Пасху апрельский день послал Господь как на диво хорош! Солнце, легкие облачка, степь весенняя.
Вот прогрохотал мимо первый воинский эшелон. Пыль только поднял. Да паровоз прочадил. А затем через некоторое время показался и второй. Только шел медленнее первого и затормозил напротив нас. Смотрим, солдатики повыскакивали, достают что-то из последнего вагона. Из «господского» же – офицеры и… священник. Наши хотели под благословение подойти, но побоялись, что военные турнут. Все же порядок должен быть.
Солдаты достаточно быстро соорудили походный храм, похожий на юрту, но с крестом наверху, вынесли стойку с небольшими колоколами. Прошло не более часа, как началась служба. Господа офицеры и певчие из нижних чинов прошли внутрь, а основная масса воинов расположилась снаружи. С робостью и опасениями подтянулись и мы.
Служба в степи произвела особое впечатление. Казалось, не только люди, но и сама земля с благоговейным восторгом пела: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав». Пели птицы, воздух и солнце над головой. Тогда я был мальчишкой, а сейчас – старичина, но помню, как будто это произошло вчера. Аж слезы на глазах наворачиваются…
Перед отходом воинского поезда нам солдаты по распоряжению батюшки принесли ящик, полный куличей. Не знаю, как взрослые, а мы, детвора, радовались от души. Солдаты отправились на запад, мы – на восток…
Праздник Пресвятой Троицы переселенцы встречали уже на Алтае.