С профессором Аркадием Павловичем Кувшиновым мы сошлись ненароком. Приехав на летние каникулы к тетушке Анне в село Кувшиново, по своему обычаю, я первым делом отправился на рыбалку.
На утренней зорьке река Кувшинка кажется сказочным местом: чистейшая вода, родники, бьющие из-под берега на протяжении почти двух километров по левому берегу, ивы, склонившие причудливые ветви над водой, а над всем этим медленно поднимается солнце, охватывая своими ладонями небо и землю и лаская купола Свято-Троицкого храма, стоящего на высоком меловом бугре. Благодать Господня!
Разместившись на любимом месте, я обнаружил на противоположном берегу старичка с двумя удочками и «донкой», появившегося раньше меня. А когда начался клев, то обнаружилось, что мой сосед таскает одну рыбку за другой с веселым присвистом.
Не выдержав, я попросил его не свистеть, мол, зачем рыбу распугивать. В ответ же услышал, что все это чепуха и никакой свист удачливому рыбаку не помеха.
На обратном пути с рыбалки наши дорожки пересеклись. Мы разговорились. И я узнал, что Аркадий Павлович вышел на пенсию после 46 лет работы в вузе, где преподавал отечественную историю, и поселился в родительском доме на Старом конце Кувшиново у Троицкой церкви. Пригласил меня в гости, досадуя, что дети его из города редко приезжают, а ему разговаривать с дедушками и бабушками слишком скучно, привык общаться с молодежью.
Впрочем, забегать к профессору я не собирался, подумав, что кроме рыбалки нас вряд ли что-нибудь еще объединяет. Но Бог рассудил по-иному.
Однажды как раз на Старом конце меня застал ливень с жуткой грозой. Молнии яростно лупили о земь, дождь огромными каплями буквально впился в листья деревьев, а по электрическим проводам заскользили какие-то сине-белые сполохи. Хорошо, что рядом попался домик Кувшинова. Поневоле я заскочил к нему. Где получил большое полотенце, горячий кофе и доброе сетование, что в такую погоду лучше не выходить со двора.
Я подивился замечательному иконостасу в «красном» углу и огромному шкафу с книгами по истории, причем четверть из них оказались еще дореволюционного издания. Разговорились на разные темы: от правильной прикормки рыбы и до истории Руси и даже далекого Теночтитлана.
С тех пор я стал профессора навещать регулярно. И многое узнал о нем. Аркадий Павлович был человеком православным, хотя его покойного папашу все считали в селе безбожником. Учиться на исторический факультет он поступил против воли родителей, видевших сына ветеринаром или врачом-офтальмологом. Они успокоились только тогда, когда он решил заняться наукой…
Как-то вечером у нас завязался интересный разговор. Аркадий Павлович признался, что среди всех православных праздников после Пасхи Христовой и Рождества Сына Божиего он больше всего любит Троицу. Конечно, это важный день в христианском календаре, рождение Церкви, но у профессора имелась и сугубо личная причина.
И вот что он поведал:
– На день празднования в честь Пресвятой Троицы я перестал считать своего отца подлецом.
– Как так?
– Все достаточно просто. В детстве я заметил, что моего папашу старшее поколение сельчан недолюбливает. И мне казалось, что несправедливо.
Как известно, во время Великой Отечественной войны фронт до наших краев не докатился и застыл примерно в 190 км к югу. Так что оккупации и боев Кувшиново избежало.
Отец на фронт не попал из-за инвалидности. Еще в ранние годы он с мальчишками играл в «чижика» и деревянной чуркой ему нечаянно выбили правый глаз. Он в 1941 году возглавил наш колхоз имени Максима Горького. Тяжелейшая была эпоха. В основном остались лишь бабы, малолетки да инвалиды. Лошадей забрали для армии. Потому приходилось пахать на коровах. Жили впроголодь.
Интересно, что после войны далеко не все выжившие мужчины вернулись домой. Многие расселились по городам, завербовавшись на заводы или стройки. Рук-то везде не хватало.
Но наш колхоз выжил, а к 1965 году стал лучшим в области. Да и люди хоть чуток, но оправились после страшного лихолетья.
Казалось бы, все должны благодарить за это председателя, но папаше народ не простил разграбление Свято-Троицкой церкви при Хрущеве и снос колокольни. Некоторые бабки за глаза его ругали «анчихристом», он сам указывал саперам, где заложить заряды, чтобы колокольня наверняка рухнула.
Храм мне всегда нравился, хоть и стоял без колокольни. И подумалось, что мой отец – подлец, раз такую красоту, созданную нашими предками, помогал уничтожать ради сохранения власти в колхозе.
Свято-Троицкую церковь у нас открыли в 1970 году. Ее использовали то под зерносклад, то под хранилище удобрений. Все изменило случайное (на самом деле по воле Божией!) посещение села известным итальянским архитектором вместе с областным партийным начальством.
Итальянец восхитился и заявил, что храм построен кем-то из итальянских зодчих, наклепал множество фотографий, которые пообещал разместить в печатном альбоме, посвященном архитектуре России. Он еще и посетовал, что здание не восстанавливают, а богослужения уж точно украсили бы его.
Партийные власти, причем на уровне РСФСР, приняли быстрое решение открыть храм. Архитектор обещал через шесть месяцев прикатить со съемочной группой из Италии…
Со мной же в вузе на одном курсе учился Гриша Скороходов, поповский сын, веру скрывавший, живший с бабушкой, то есть отдельно от родителей.
И вот его отца – протоиерея Андрея – и перевели срочно в Кувшиново из областного центра.
Мы с Григорием в Кувшиново добирались совместно. Он сразу же мне поведал как другу, что его отец – священник.
Службы в храме начинать было еще нельзя. Пришлось много вывозить всякого мусора. Колхоз не помогал, но нашлось немало и добровольцев. Хотя некоторые из сельчан и роптали, мол, зря церквушку раньше не разобрали, сколько кирпича пропадает напрасно, а так и сараи, и коровник построить хотелось бы.
Перед престольным праздником мой папаша попросил привести Григория. Я изумился, однако просьбу исполнил. Нам председатель колхоза и поведал, что, когда храм закрывали,
у него сердце кровью обливалось, его же здесь крестили и предков всех венчали и отпевали. Но вынужденно он согласился помочь взорвать колокольню, надеясь, что саперы разочаруются и лишний порох тратить не будут. Надежды оправдались. Колокольня сопротивлялась отчаянно. Ее снесли только после 20 взрывов. Саперское начальство испугалось перерасхода: за все ведь отчитываться необходимо. И перенесло подрыв храма «на потом». И это «потом» растянулось вплоть до приезда итальянца.
Папаша попросил нас на Троицу сходить в заброшенный барский сад. И повод-то нашелся легко. В Кувшиново испокон веков народ выполнял полуязыческий обычай – на престол всегда молодежь отправлялась гулять «на природу» и жарить обязательно на костре яичницу.
Отец и попросил открыто попраздновать, а тайком отправиться к тайному подвалу, оставшемуся после разгрома усадьбы помещиков Хвориных, и забрать из него священные сосуды и десять икон, принадлежащих Свято-Троицкому храму, которые он тишком спас и спрятал подальше от атеистических глаз.
Мы с Гришей так и поступили. Иконы и сосуды нашлись в хорошем состоянии. Папаша мой их завернул в брезент и холстину. Ночью же всё мы и отдали отцу Андрею.
Вот и люблю я Троицын день. И вспоминаю своего родителя, который обладал настоящим русским сердцем и не смог стерпеть поругания святыни. Что сумел, то и сделал. А в остальном – Бог ему судья.
