Ты еси Бог, творяй чудеса

В последний день Рождественского поста крестьянин села Шарапово Иван Прохорович Мишин вместе со своими старшими сыновьями Лукой и Андреем возвращался из уезда.
Город Энск находился неблизко. За светлое время, да еще и зимой, управиться было никак нельзя. Поэтому добирались до него и обратно с обязательной ночевкой у родичей в Голубинском.
Иван Прохорович невольно задумался. Он вспомнил, как пять лет тому назад шесть семейств из-под Волоконовки решились переехать на Алтай. С землей в Центральной России было хуже некуда. Крестьянские наделы мизерные. Да что крестьяне, помещики сидели друг на друге, как вши на немытом от века бродяге. Иной барин не знал, куда и козу на пастбище выпустить. А уж крестьянская курица всегда-то оказывалась на чужой меже.
На Алтае, слава Господу! Мишин скинул рукавицу и перекрестился – дела иные. Земли на душу дали – завались. Безвозвратную ссуду выделили аж 150 рублей. Скота накупили. За два года дома поставили. Рожь посеяли. Бог урожаем не обидел. Хотя вот пшеничка оказалась слабой. Ее решили более не сеять. Лес рядом с селом. Озеро тут же. Охота хороша, да и рыбки на зиму накоптили преизрядно.
А все благодаря царю-батюшке. Приезжий землемер из губернского Томска рассказывал, что государь-император свои личные земли велел крестьянам на Алтае передать. Правда, этот господин и бунташные речи вел, мол, царь де испугался в 1905 году. Но мужики его не слушали. А местные кержаки чуть в полицию не передали агитатора. Одним словом, уехал землемер к себе в губернию даже и не помятым. Дело свое он знал, работу выполнил. А чтобы агитацией не занимался, так его до изумления каждый день поили самогоном. Зеленый змий победил революционную гидру.
Шараповский храм в честь святых мучеников Гурия, Самона и Авива всем миром строили из леса. Пусть и небольшой, зато красивый и уютный получился. Батюшку из губернии доброго, но строгого прислали. На службе отец Елевферий всенепременно требовал, чтобы мужики стояли особе, а бабы – особе.
Иван Прохорович улыбнулся. А славно он закупился перед Рождеством Христовым! Младшим детям обновки – в храм на праздник идти, да еще сладкие калачи и леденцы: петушки там, медведь с балалайкой да зайчик с морковкой… Но леденцы детвора получит только рождественским утром.
А потом Мишин пригорюнился. Вот везет он новый платок старшой дочери Настене. Специально выбирал этакий красный с лазоревыми цветами по полям. Да не обрадуется Настя. А все сын мельника Липова Кузьма виноват. Ведь посватался к девке, а потом отказался. Ему отец невесту нашел в соседнем селе. Мишины считались зажиточными, но там семья купеческая. Вот и перебежал женишок к другой девке. А Настене – горе-горькое. Считай, опозорена перед всем светом. Лука решил незадачливого хахаля прибить. Да бабушка Прасковья остановила. Заступила с иконой у порога и не пустила. Лука и остановился, перегорел, значится.
За Настей стал ухаживать Митька Колесов. Да здесь уж глава семейства Прохор Алексеевич насмерть стал. Колесовы, они ведь из кержаков происходят, десять лет только как вернулись в православную веру. Да и не землеробы, а все охотой промышляют. Неправильно это. Не по-крестьянски.
Однако в своей двор Мишин въехал, вполне утихомирив чувства. А услышав радостный визг младших, так и расслабился. Слава Богу за все!
Рождество Христово Мишины встретили так, как положено. Побывали на службе, причастились. А поутру и разговелись после поста. Пельмешки с мороза достали. Выпили. Закусили. Все как надо. По обычаю.
На третий день Святок у Мишиных случилась беда. Настя пошла к подруге и пропала. К вечеру Иван Прохорович узнал, что его богоданная дщерь скрылась вместе Дмитрием Колесовым. Села в его сани, да и прочь из села. Сыновья Лука, Андрей, да друг их Фролка Пашкин в погоню бросились. Да поздно уже было – ищи ветра в поле. Ночью полсела гудело, как пчельник перед роением, а не спало. В доме Мишиных мужики метались из угла в угол, а женщины плакали. Только бабушка Прасковья Григорьевна, став на колени перед святыми иконами, истово молила Бога за непутевую внуку.
В четыре утра бабушка окончила молиться и вышла к семейству, запев: «Ты еси Бог, творяй чудеса!»
– Ты что, старая, ополоумела! – рявкнул Прохор Алексеевич. А сын его Иван Прохорович просто застыл столбом, точно жена Лотова.
– Да, погоди, отец, яриться, – громко ответствовала Прасковья. – Молилась я за рабу Божию Анастасию. Молитвы разные читаю, а в голове словно ангелы поют: «Ты еси Бог, творяй чудеса». И поняла, что все обойдется. Не даст Господь наш Иисус Христос пропасть девице.
Прохор Алексеевич хотел сказать что-то неудобоваримое, да не приспел. Во дворе отчаянно залаяли собаки. Андрейка выскочил в сенцы. А потом быстро вернулся с воплем: «Настька с Митькой! И сваты с ними!». Мишины от удивления раскрыли рты.
Все произошло неожиданно. В горницу вошли сваты, и лишь затем бочком-бочком протиснулись виновники происшествия, да и сразу бух в ноги родителям. Иван Прохорович и Ирина Матвеевна оторопели.
Дмитрий, чуть заикаясь от волнения, не вставая с колен, обратился к родителям будущей невесты: «Простите Христа ради! Смилостивитесь. Убежали мы с Настей по уговору. Решили в уезде как-нибудь прожить. Знали, что не разрешите пожениться. Но едем ночью лесом. А у меня все время на ум приходят слова со службы: «Кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси Бог, творяй чудеса». Не знаю и почему. Где-то волки воют. Я ружье к себе поближе подвинул. Настена напряглась.
Вдруг на дороге возник старичок. Я остановил сани. А он мне: «Далеко собрались, деточки?». Я говорю: «Вот от родни скрываемся. Решились на свадьбу без благословения». Старичок, белую бороду огладив, да и молвит: «Домой вам, дети, надо. Не дело на Святые дни беззаконие творить! Не по-Божьи это, не по-христиански». Настена же вздохнула: «Да нас тятька прибьет». Дедушка, чуть прищурившись, сказал: «А хотя бы и так. Но все хорошо будет. Господь не попустит раскаявшимся погибнуть». Перекрестив нас, похлопал старичок мою лошадку по холке, и она сама, развернувшись, потрусила назад. Мы не знали, что и делать. Человек же пропал. И сколько бы раз я не оборачивался назад, нигде его не было видно.
Господь знает, что я мил дочери вашей. Ни за что ее не обижу. Прошу, отдайте мне Анастасию Ивановну в жены!»
Ох, и кутерьма закрутилась в доме Мишиных. Родители-то, для виду покочевряжившись, согласились. Но вот глава рода Прохор Алексеевич – ни в какую: «У нас уводом невест никогда не брали. Пущай шелопутная девка в монастырь идет – грехи замаливать!». Засновал Прохор Алексеевич из комнаты в комнату, за ним – жених с невестой, трое сватов с подарками, невестка с женой, сын. Уговаривают, но упрямец знай только одно талдычит: «Увод – это не по-нашему! Мы – не басурмане какие-то!». Здесь не выдержала бабушка Прасковья. Отослала всех, да старшему Мишину и говорит: «Ты что, отец, очумел? Внучку любишь, а кому она после побега нужна будет? Господь с тебя спросит все!».
Прохор Алексеевич встал как вкопанный. Сошел с него гнев…
Венчание и свадьбу, по совету иерея Елевферия, назначили на третье воскресенье после Крещения Господня…
Анастасия Ивановна и Дмитрий Иванович ладно прожили почитай целый год. Ребетенка успели родить. Да только потом Колесова забрали на войну. Вернулся он домой в 1916 году инвалидом. В госпитале врачи отняли левую руку, гангрена начиналась после ранения германской шрапнелью под Барановичами.
Далее, впрочем, жили Колесовы дружно. Дмитрий обучился сапожному ремеслу. Шесть деток еще нарожали. Конечно, после революции и гражданской войны и тяжело приходилось.
Храм в 1933 году атеисты закрыли. А через год он сгорел от удара молнии.
В 1999 году в Шарапово построили новую кирпичную церковь. Освятили в честь Рождества Христова с двумя приделами: во имя мучеников Гурия, Самона, Авива и святителя Николая Чудотворца.
В XXI веке в Рождественском храме служат иерей Николай Колесов и диакон Прохор Мишин – правнуки Дмитрия Колесова и Луки Мишина. Так совершается круговорот жизни человеческой. Господь наш Иисус Христос знает, как все управить. И звучат в храме слова великого прокимна: «Кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси Бог, творяй чудеса».