Беседа с русским монархистом
Русский Мiр богат на людей творческих, искренних и вдумчивых. Только мы часто ничегошеньки о них не знаем. Летим за советами на Запад. Ах. Ах, Гегель! Ах, ах, Маркс! Ах, ах, Фукуяма! И венец мудрости – Поппер! А мне вот захотелось узнать мнение о России и, вообще, жизни о планете сей у Ивана Лукьяновича Солоневича – великолепного публициста, журналиста и историка. Его труды: «Народная монархия», «Великая фальшивка Февраля» и «Диктатура импотентов» давно стали классикой русской монархической мысли. Да, вот незадача, Иван Лукьянович скончался еще в 1953 году в далеком Уругвае…
Однако, отступать некуда, заимствую у Г. Уэллса его машину времени и вперед – в послевоенные годы второй половины XX века. Надеюсь английская разведка и сам Уэллс не обидятся. Хотя мне все равно. «Англичанка гадит» нам постоянно, сам Бог велел ответить ей тем же.
Кое-как уговорил Ивана Солоневича ответить на несколько вопросов. И теперь ответы поведаю благосклонному или не очень читателю.
— Иван Лукьянович, как вы относитесь к России?
— Россия – не Европа, но и не Азия и даже не Евразия. Это – просто Россия. Совершенно своеобразный национальный государственный и культурный комплекс, одинаково четко отличающийся и от Европы, и от Азии. Основные черты этого комплекса достаточно отчетливо определились раньше, чем европейское влияние или азиатские нашествия могли наложить на Россию свой отпечаток. На эти черты никакого влияния не оказала и Византия. Византийская империя была империей без нации. Русская империя со времен «начальной летописи» строилась по национальному признаку. Однако, в отличие от национальных государств остального мира, русская национальная идея всегда перерастала племенные рамки и становилась сверхнациональной идеей, как русская государственность всегда была сверхнациональной государственностью…
— Что же тогда для вас означает Православие?
— Православие – не только догматически, но и практически – выступает в мире как религия наибольшей человечности и наибольшей любви. Как религия наибольшей надежды и наибольшего оптимизма.
Я утверждаю, что хранителем Православия является русский народ или, иначе, – что Православие является национальной религией русского народа…
Православная терпимость – как и русская терпимость – происходит, может быть, просто-напросто вследствие великого оптимизма: правда все равно свое возьмет – и зачем торопить ее неправдой?..
Весь смысл бытия русского народа, весь «Свете тихий» Православия погибли бы, если бы мы хотя бы один раз, единственный раз в нашей истории, стали бы на путь Германии и сказали бы себе и миру: мы есть высшая раса – несите к ногам нашим всю колбасу и все пиво мира…
— Господин Солоневич, вы далеко не однозначно относитесь к истории России, написанной историками старшего поколения. Не могли бы пояснить суть вашего взгляда.
— Классические русские историки рассматривали всю историю России с иностранной точки зрения, и 1917 год с его профессором П. Н. Милюковым явил собою классическое доказательство того, что средний профессор понимал русскую историю хуже среднего крестьянина. Знал ее, конечно, лучше, но не понимал по существу ничего.
Наши классические историки жили на духовный чужой счет и никак не могли себе представить, что кто-то в России мог жить на свой собственный. Занимаясь систематическими кражами чужих идей, они не могли допустить существования русской собственной идеи.
— Следовательно, исходя из ваших представлений, русскую монархию русские же ученые мужи и не понимали? Тогда, что же такое русская монархия?
— …Русский народ выработал тип монархической власти, который является наиболее близким во всей человеческой истории приближением к идеальному типу монархии вообще. Русскую монархию нужно рассматривать как классическую монархию мировой истории, а остальные монархии этой истории как отклонение от классического типа, как недоразвитые, неполноценные формы монархии…
Отличительная черта русской монархии, данная уже при ее рождении, заключается в том, что русская монархия выражает волю не сильнейшего, а волю всей нации, религиозно оформленную в Православии и политически оформленную в империи…
Нам нужны достаточно сильная монархия и достаточно сильное народное представительство, причем силу той и другого мы будем измерять не их борьбой друг с другом, а их способностью сообща выполнять те задачи, которые история поставит перед нацией и страной…
Монархия пала жертвой комбинации из внешней опасности и неразрешенных социальных противоречий внутри страны. Основное из этих социальных противоречий заключалось в том, что страна бесконечно переросла свой правящий слой, что этот слой социально выродился, что монархия оказалась без аппарата власти, но очутилась в паутине предательства, – предательства и по адресу царя, и по адресу народа.
И Февраль, и Октябрь, и поражения всех Белых армий находят свое фактическое и логическое объяснение именно здесь. Но отсюда же, из всех этих трагедий, мы обязаны извлечь наш трагический урок и попытаться возродить монархию российскую – без народной нищеты, без систематических цареубийств, без крестьянских и рабочих беспорядков, без военных неудач и без старого правящего слоя, который, впрочем, история сдала в окончательный архив и без нас…
— Февраль 1917-го уничтожил русскую монархию? Что это было? Некоторые называют сие революцией?
— Русская знать стояла накануне полной экономической катастрофы, точно так же, как перед Петром Первым она стояла накануне политической…
Низовое и среднее дворянство давно примирилось с судьбою. Оно, по существу, возвращалось в старое положение московского служилого слоя. Оно заполняло администрацию, армию, свободные профессии, в очень слабой степени шло и в промышленность…
Для нашего «вельможества» Столыпинская реформа была началом окончательного конца. Такие дворяне, как А. Кони, или Л. Толстой, или Д. Менделеев, или даже А. Керенский, шли в «профессию», которая иногда оплачивалась очень высоко, но которая никак не могла оплатить ни дворцов, ни яхт, ни вилл в Ницце, ни даже яхт-клуба в Петербурге. Это было катастрофой, отсюда и та травля, которой подвергался П.А. Столыпин…
П.А. Столыпин был убит. Государь продолжал то дело, которое не совсем уж правильно называется Столыпинской реформой, правильнее было бы назвать его Николаевской реформой, как всегда медленно и как всегда с огромной степенью настойчивости, – ничего не ломая сразу, но все переделывая постепенно. Для дворцов, яхт, вилл и прочего отстранение Государя Императора было единственным выходом из положения – точно так же, как в свое время убийство Павла Первого.
Особенно трагическая черточка всего этого заговора заключается в том, что и часть Династии приняла в нем активное участие. Династия – чем дальше от престола, тем больше сливалась с земельной аристократией, с ее политическими и социальными интересами…
Аристократия и буржуазия имели совершенно ясные и классовые мотивы…
Основной пружиной революции был, конечно, А.И. Гучков. Основной толчок революции дали, конечно, чухонские бабы. Чухонские бабы не имели, конечно, никакого понятия о том, что именно они делают. Горькая ирония истории заключается в том, что А.И. Гучков понимал никак не больше чухонских баб…
Государь Император Николай Второй был несомненно лично выдающимся человеком, но «самодержавным» Он, конечно, не был. Он был в плену. Или, как еще резче выражается генерал А. Мосолов, «в тюрьме» – так же, как и Его предок Император Павел Первый. Его возможности были весьма ограниченными – несмотря на Его «неограниченную» власть…
В феврале 1917 года никакой революции не было: был бабий хлебный бунт, и генерал Хабалов вопреки прямому повелению Государя отказался его подавить. Генерал Хабалов, видите ли, боялся пролития крови. Это, так сказать, биологическое чудо: генерал, боящийся пролития крови. Революция началась в марте и стала «углубляться» решительно по той же схеме, по какой углублялась Великая Французская революция…
…Прошли страшные десятки лет. И теперь, на основании горького, но уже совершенно бесспорного исторического опыта мы можем на вопрос о том, так кто же был умнее – черные мужики Москвы XIV века или просвещенные россияне империи XX – дать вполне определенный ответ. Просвещенные россияне, делавшие 17-й год, оказались ослами.
— Предположим, что в России по милости Божией возродится, поднимется вновь монархия. Что же тогда делать обычным русским людям? Ведь жадные до денег и почестей обязательно попытаются оттеснить русский народ от царя. Подскажите, так сказать, со своей колокольни.
— Тяглый мужик действовал совершенно разумно, действовал, будучи в здравом уме, как дай Бог всякому. И я буду действовать так же – независимо от Византий и от татар, от Гегеля и от Маркса – буду действовать по собственной воле. И если между мною, тяглым мужиком Иваном Лукьяновичем и императором всероссийским вздумает снова протиснуться какое-то «средостение» – в виде ли партийного лидера, или трестовского директора, или титулованного боярства, или чиновной бюрократии…, то в таком случае я сделаю все от меня зависящее, чтобы претендентам в контролеры свернуть шею на месте. Мне, тяглому мужику, никакой контроль над царем не нужен. И не контролем над царской волею строилась Россия. И того у нас искони не важивалось. А если какие-то дяди попытаются втиснуться новым клином между царем и народом, то надлежит оных дядей вешать, ибо если они и будут контролировать, то в свой карман: партийный, банковский, боярский или бюрократический. И за мой, и за царский счет, т.е. за счет России.
— Благодарю вас за интервью.
P.S. Я на сто процентов уверен, что внимательный читатель давно разоблачил мою басню на счет машины времени и виртуального разговора. Наследие Солоневича огромно, но не освоено и не усвоено. А между тем, последние пять лет показали, что во многих странах мира люди на фоне повального осодомления и засилия олигархии, смотрят на Россию с надеждой. Перебить Запад идеологией западной же мы не можем, ибо и марксизм пришел из Европы, и иные «измы». Индустрию развлечения и массовую культуру перебить мы так же не в силах, ибо Голливуд и Диснейленд заткнут нас легко, и не напрягаясь. В духовной сфере мы можем предложить в противовес потребительскому обществу и демократии (где клинтоны сменяют бушей, и наоборот!) только Православие и «Народную монархию» – это наше богатство. Но знаем ли мы его сами?..