«Дайте мне ваши опустошенные сердца». Памяти митрополита Мануила (Лемешевского)
В славном русском городе Самаре стоит памятник двум выдающимся людям России XX века – приснопамятному митрополиту Иоанну (Снычеву) и его духовному наставнику митрополиту Мануилу (Лемешевскому).
Самара помнит великих духоносных старцев. Беда только в том, что за приделами Русской Церкви о них вспоминают редко. А если говорить точнее, то даже стараются и забыть.
Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (1927 – 1995) известен не только своей праведной жизнью, но и книгами, в которых он отстаивал право России оставаться Россией, обличал преступления большевистского режима, звал к возврату к идеалам Святой Руси. Его труды: «Самодержавие духа», «Русь Соборная», «Стояние в вере» и другие нашли своего благосклонного читателя в той среде, где Россию любят и чтут. Святителя Иоанна (Снычева) поэтому вспоминают гораздо чаще, чем его учителя — митрополита Куйбышевского и Сызранского Мануила (1884 – 1965). А между тем последний был личностью незаурядной, сделавший для нашего народа и нашей страны много полезного и важного.
13 мая 2019 года исполнилось ровно 135 лет со дня рождения митрополита Мануила. Нет смысла пересказывать его биографию в полном объеме. Отметим, что он появился на свет в небольшом городке Луге и воспитывался в многодетной семье.
Луга русской образованной публике была известна в основном по заочной стихотворной юмористической «перепалке» А. С. Пушкина и А. К. Толстого. Хотя вряд ли Пушкин мог предположить, что кто-нибудь по-особому прокомментирует его стих.
Пушкин написал:
«Есть в России город Луга
Петербургского округа;
Хуже не было б сего
Городишки на примете,
Если б не было на свете
Новоржева моего».
Толстой «ответил» гораздо позже смерти Александра Сергеевича (в надписаниях на лейпцигском издании стихотворений Пушкина в 1861 г.):
«Город есть еще один,
Называется он Мглин,
Мил евреям и коровам,
Стоит Луги с Новоржевым».
Уже с юных лет Виктор Лемешевский (так в миру звали будущего архипастыря) отличался любовью к книгам и тягой к знаниям. Известно, что любил батюшку Иоанна Кронштадтского и императора Александра III. Виктор тянулся к Православию, но произошло следующее…
Ох, как был прав апостол Павел: «Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы» (1 Кор. 15, 33). Виктор попадает под влияние окружающей среды, начинает сочувствовать революционерам (мало кто из гимназистов и студентов начала XX столетия сумел избежать этого соблазна, этого обольщения пустопорожних идей). А так как интеллигенция предреволюционного времени влипла еще и в сеть оккультизма, то за собой она потянула и неопытную молодежь. Виктор Лемешевский становится оккультистом и спиритуалистом. И только по воле Божией ему удается отойти от этой беды.
Принимая монашеский постриг в 1911 году с именем Мануил, этот человек еще не знал, что ему предстоит стать выдающимся церковным историком и непримиримым борцом против «обновленчества» и раскольников в Церкви.
1917 год перевернул Россию с ног на голову. Но монах Мануил покуда занимался вполне обыденными делами православного пастыря и любимыми книгами. Постепенно он в Петрограде приобрел следующую репутацию: «Иеромонах Мануил совершенно не пользовался популярностью в интеллигентской среде – для этого ему не хватало внешнего лоска. Он, однако, был очень известен уже в то время среди питерской бедноты. К нему на исповедь шли простые, обиженные судьбой люди. К нему льнул «мелкий люд», которого так много было тогда в Питере – кухарки, почтальоны, кондукторы, – они знали, что у него они всегда найдут слово утешения и помощи – у этого сгорбленного иеромонаха с быстрыми, порывистыми движениями, с громким молодым голосом».
К началу 20-х гг. XX века большинство православных приходов в Петрограде было захвачено «обновленцами», которым покровительствовала советская власть и карательные органы.
«Обновленчество» как явление появилось в Русской Православной Церкви задолго до революции. По сути, оно стало движением, направленным на разрушение Церкви, догматики и обрядов. За «обновленчеством» четко проглядывала тяга к обмирщению приходской жизни и переводу ее на западные рельсы протестантского свойства. Вторжение мыслей вестернизированной и слабоправославной интеллигенции в жизнь Церкви и было основной причиной рождения «обновленчества».
В итоге само «обновленчество» выродилось в пародию на Церковь и веру.
Основателем нового революционного «обновленчества» выступил протоиерей Александр Введенский в 1922 году. Однако стать ему известным помог в 1917 г. обер-прокурор Святейшего Синода в первом и втором Временных правительствах В.Н. Львов – человек достаточно беспринципный, легко поменявший промонархические взгляды на антимонархические, а затем и отвержение большевиков переходом к ним. Интересно, что в 1922 году Львов возвращается из эмиграции и занимает должность управляющего делами «обновленческого» Высшего церковного управления (ВЦУ), после же фактического изгнания оттуда в 1924 году в итоге вступает в «Союз безбожников» и читает антирелигиозные лекции.
Собственно, все «реформы» у обновленцев привели лишь к попыткам превращения монастырей в «трудовые коммуны» и учреждению женатого епископата, причем священнослужителям дозволялось и двоебрачие, а в некоторых случаях и троебрачие. Иногда это доводилось до прямого кощунства. Весьма знаковую информацию мы находим у историка Николая Сапелкина: «Протоиерей Петр Петрович Сергеев (1879—1938), бывший епархиальным противосектантским миссионером (с 1912 г.), стал брачным епископом Воронежским. Свою приверженность идее брачного епископата он еще раз доказал в 1929 г. – будучи митрополитом Ростовским, сочетался вторым браком с одной из своих прихожанок. Брак он обставил с необыкновенной пышностью: венчался в соборе, в архиерейской мантии, и на него была возложена митра в тот момент, когда на новобрачную был возложен венец. В 1938 г. расстрелян».
С таким обновленным «обновленческим» псевдоепископатом настоящий православный христианин даже в общение вступать не должен был. Ставка большевиков на подобное религиозное клоунство была сделана не случайно – Церковь пытались взорвать как бы изнутри.
Осенью 1923 года Мануил был хиротонисан во епископа Лужского и направлен в Петроградскую епархию святым патриархом Тихоном.
Епископ Мануил примерно за несколько недель заставляет своей проповедью, своими делами вернуться в лоно Церкви из «обновленчества» большинство приходов епархии и крупнейшие монастыри. Уже к концу января 1924 года «обновленцы» потеряли, практически, все в Петроградской епархии. «Обновленцы» требовали от коммунистической власти немедленного ареста епископа Мануила. Что и случилось в феврале 1924 г.
Далее, в 1924–1928 гг. владыка Мануил находился в Соловецком лагере. Потом были и выходы на свободу, и новые аресты, заключения и ссылки (Мариинские лагеря, Канские лагеря, Потемкинские лагеря). И только с 1955 года власть прекращает открытое преследование архипастыря.
В 1960 году он становится архиепископом Куйбышевским и Сызранским, а в 1962 году и митрополитом. Ушел ко Господу владыка Мануил в 1965 году.
Митрополит Мануил оставил ряд фундаментальных трудов по истории Церкви, актуальных и по сию пору. Важнейшим, наверное, надо признать его шеститомник под общим названием «Русские православные иерархи периода 1893—1965 гг.».
Своей пастве митрополит запомнился как истинный исповедник православной веры и добрый пастырь, своим аскетическим образом жизни, наставлениями и явленными чудесами (в том числе и посмертными), показывающий путь ко Христу и обретению Россией своего собственного лица.
И из ушедшего далекого теперь 1928 года слышится голос митрополита Мануила:
«Многие мне пишут и лично говорят, что они меня не забыли, что они мне продолжают верить, иные говорят, что они по-прежнему меня любят, уважают, что я был их, хотя как будто не с ними теперь, что не забудут меня и всегда будут помнить и в таком же духе… Вы, пользуясь случаем, прислали мне свою лепту. Спасибо вам всем сердечно за нее. Но знайте, что я предпочел бы, в конце концов, быть всеми оставленным в материальной поддержке, впасть в нужду, терпеть невзгоды вещественные… Мне не нужно ваших денег. Дайте мне ваши опустошенные сердца».
