Империя и преподобный Серафим Саровский

2/ 15 января православные христиане вспоминают преставление (1833) и второе обретение (1991) мощей преподобного Серафима, Саровского чудотворца.

Не является тайной, что прославление святого старца Серафима состоялось в 1903 году при настоятельном участии императора Николая Александровича.

Широкое почитание святого началось простым людом России еще с 1833 г. – с момента ухода подвижника ко Господу, но первая попытка хоть как-то инициализировать канонизацию Серафима Саровского относится только к 1883 году. А до самой канонизации промежуток времени составил примерно 20 лет.

Впрочем, ничего удивительного для человека мало-мальски знающего русскую историю и не происходило. После наступления, так называемого, «Синодального периода», когда патриаршество было отменено в 1721 г. и вплоть до коронации будущего императора-страстотерпца в 1896 г., канонизировано было всего пять святых. Причем это положение совершенно не отражало духовную атмосферу России, святость нашу землю не покидала и не думала покидать, но на святых государство, подчинившее себе церковную организацию, не обращало внимание. Попечение шло об армии и экономике, что само по себе представляется архиважным, но вот лозунг, выдвинутый умнейшим государственным деятелем С. С. Уваровым: «Православие, Самодержавие, народность» воплощать в жизнь никто особо не торопился. И на то имелись весьма значимые причины. Весь XVIII век прошел под знаком дворянской вольницы и преклонением перед европейским образом жизни. И только в XIX веке, усилиями русских монархов, но не образованных слоев общества (погрязших в увлечениях то французской, то немецкой философии), все начало изменяться.

Империя – это универсальное государство и в основе ее лежат не только воинская слава, но и святость и святыни. И как раз умаление святости, отказ от идеалов Святой Руси, стало ощущаться наиболее остро в XIX столетии. Святых почти не канонизировали, зато расплодились самосвяты и псевдосвятые революционного толка: декабристы, Герцен, террористы и т. д. И поэт Тютчев был абсолютно прав, написав пронзительные строки:

«Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек отчаянно тоскует…

Он к свету рвется из ночной тени

И, свет обретши, ропщет и бунтует.»

С плотью Империи все обстояло более или менее хорошо: строились заводы и железные дороги, размножались учебные заведения, количество населения неуклонно увеличивалось. С духовной сферой же приключилась беда. Она разделилась на две половины. Причем эти половины слабо соприкасались друг с другом. Как же не вспомнить здесь славянофила К. С. Аксакова: «Публика – явление чисто западное, и была заведена у нас вместе с разными нововведениями. Она образовалась очень просто: часть народа отказалась от русской жизни, языка и одежды и составила публику, которая и всплыла над поверхностью…

Публика подражает и не имеет самостоятельности: все, что принимает она, чужое, – принимает она наружно, становясь всякий раз сама чужою. Народ не подражает и совершенно самостоятелен; а если что примет чужое, то сделает это своим, усвоит. У публики свое обращается в чужое. У народа чужое обращается в свое…

Публика выписывает из-за моря мысли и чувства, мазурки и польки; народ черпает жизнь из родного источника. Публика говорит по-французски, народ – по-русски. Публика ходит в немецком платье, народ в русском. У публики – парижские моды. У народа – свои русские обычаи…»

«Почтеннейшей публике» святые противопоказаны. Она их не понимает и не принимает. Вот удариться в мистицизм с полуязыческим уклоном – это, пожалуйста, но молиться перед иконой «мужика» Серафима Саровского – для типичного «образованца» позор несусветный…

Государь Александр Павлович после долгих духовных поисков понял, что России нельзя жить без святости. И поэтому не случайна легенда об императоре Александре Первом, оставившим престол и ушедшим странствовать по Руси и молиться в облике старца Феодора Кузьмича. Есть огромная вероятность, что легенда не является легендой, а представляет самую что ни на есть реальную реальность. Жаль, что ныне это установить вряд ли удастся.

И император Николай Александрович уже на излете XIX века попытался исправить ситуацию кардинальным образом. С 1896 по 1916 год в России канонизировали больше святых, чем за предыдущие годы «Синодального периода».

Публика, естественно, не молчала, она шушукала в салонах, давила на министров и императорскую фамилию, отписывалась в газетах и журналах. Публика устала от ноши Империи и возжелала ее сбросить с плеч России, а точнее с самой себя. И никому в голову не приходила, что падение Империи вызовет такое социальное землетрясение, что «живые позавидуют мертвым».

Святые были опасны для публики. Примеры святости не предполагают революционного террора, но любовь к ближнему своему. А преподобный Серафим Саровский ненавидим «образованщиной» был втройне. Житие «убогого Серафима» ярко свидетельствовало о том, что Бог не оставил грешную землю и вмешивается в дела людские, правда, не ограничивая человеческую свободу. Да и сам образ скромного монаха на фоне Герцена, Плеханова, Ленина или Церетели выглядит просто гигантским в своей любви и святости. Представим себе, что в 1917 году популярностью пользовались взгляды преподобного Серафима Саровского, а не Льва Толстого или господ либералов. Революция оказывалась бы невозможной.

Серафим Саровский выгнавший от себя будущих декабристов никак не мог обрадовать «революционные массы». Кроме того, ведь святой твердо стоял на почве верности Православию и монархии. Радетелям государственных переворотов и строителям светлого завтра святой Серафим опасен, как и другие русские святые: Сергий Радонежский, Иосиф Волоцкий, Иоасаф Белгородский и т. д., ибо к святости, святыням и святым обращается народное сердце в «эпоху перемен», когда рушатся и быт, и бытие.

Поэтому революция и развернула борьбу с Православием, Церковью и святынями после 1917 года. Временные либеральные правительства начинали робко, зато потом радикальные революционеры развернулись на полную катушку. Атеизм и интернационализм толкали их на уничтожение фундамента Империи. О противоположности атеизма и христианства говорить то и не надо. А вот совершеннейшее отрицание интернационализмом универсального государства обычно не воспринимается. Между Империей и интернационалистским государством даже пытаются найти параллели, которых в принципе не может быть.

Империя не строит рая на земле, зная, что это грех. Интернационалистское государство обещает достижения райской жизни уже в следующей пятилетке.

Империя поддерживает народ-строитель государства (когда хорошо, когда плохо). Интернационалистское государство гнобит «великодержавный шовинизм».

Империя живет в трех измерениях времени, не предпочитая одно другому. Интернационалистское государство неизбежно погружается в дикий футуризм.

Империя признает власть от Бога. Интернационалистское государство знает лишь «диктатуру пролетариата» или какую-нибудь иную диктатуру, загоняющую несмышленый народ в «прекрасное далеко».

Империя дорожит разноцветием народов, племен и народностей в нее входящим. Интернационалистское государство все стирает с помощью классового подхода.

Империя может быть Священной, а интернационалистское государство только материалистическим.

Империя стоит на святых, воинах и землепашцах. Интернационалистское государство на «передовиках производства», партийных ячейках и вымышленном «пролетариате».

Ныне, в России XXI века, развернулась вера в реинкарнацию интернационалистского государства. И сторонником этого «вероучения» до ужаса противен страстотерпец царь Николай Александрович. Даже за эти слова ревнитель СССР должен ненавидеть святого царя: «Я питаю твёрдую, абсолютную уверенность, что судьба России, Моя собственная судьба и судьба Моей Семьи находятся в руке Бога, поставившего Меня на то место, где Я нахожусь. Что бы ни случилось, Я склонюсь перед Его волей с сознанием того, что у Меня никогда не было иной мысли, чем служить стране, которую Он Мне вверил». Одновременно, под обструкцию попадает и преподобный Серафим Саровский. Интернационалисты ведь чувствуют органическую связь царя-страстотерпца и старца Серафима. Точно так же, как и либералы, и марксисты прошлого века современные их наследники подвергают сомнению и святость преподобного Серафима Саровского и даже насмехаются над его канонизацией и торжествами 1903 года. И этих господ-товарищей ничем не вразумишь. Они не интересуются документами и воспоминаниями той эпохи, но рекомендуют читать, например, роман советского писателя Николая Вирты (Карельского) «Вечерний звон». Все мотивируется тем, что Вирта являлся сыном священника, расстрелянного при подавлении Антоновского восстания. Мол, Вирта знает, о чем пишет. И самое грустное, что подобная уловка проходит. История подменяется художественным миром. Но этот насильственный отрыв от реальности говорит и о том, что сами сторонники реинкарнации живут в вымышленном своем мирке. И их нападки ни стоят ничего перед Богом, Вечностью и Священной Империей. А у Российской Империи всегда есть шанс на возрождения пока мы чтим святого царя Николая Александровича и преподобного Серафима, Саровского чудотворца и помним завет: «Стяжи дух мирен, и тогда тысяча душ спасется около тебя».

Александр Гончаров

Историк, кандидат филологических наук, православный журналист, корреспондент ИМЦ "Православное Осколье"

Читайте также: