Н. О. Лосский: судьба русского интеллигента
«Люби Бога больше, чем себя, люби ближнего как себя; достигай абсолютной полноты жизни для себя и для других существ».
Эти слова принадлежат выдающемуся русскому религиозному философу Николаю Онуфриевичу Лосскому, основателю учения интуитивизма. К сожалению, сейчас о нем вспоминают достаточно редко и, пожалуй, лишь в кругах, где философия является профессией.
Но и обычному русскому человеку необходимо хотя бы ознакомиться с биографией этого сына Российской империи, заброшенного после революции в чужие края, скончавшегося 24 января 1965 года в Париже (ровно 55 лет тому назад!) и похороненного на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
С древних времен известно, что на примерах предков, на их жизни потомство учиться действовать правильно, повторяя верные шаги и стараясь избегать ошибок, уже сделанных кем-то когда-то.
Николай Лосский родился 6 декабря 1870 г. на территории Витебской губернии в местечке Креславка Динабургского уезда. Ныне это земли суверенной Латвии. То есть наш философ приходится одногодком «вождю мирового пролетариата» В. И. Ульянову-Ленину.
Семейство Лосских было большим. Правда, из 15 детей до более или менее серьезного возраста дожили только девять. Что поделать? Детская смертность была велика не только в малообеспеченных семьях, но и не страдающих материально. Когда за такую детскую смертность ругают Российскую империю и русскую медицину, то обычно не задумываются, что тогда еще не имелось антибиотиков. Ведь пенициллин Александр Флеминг открыл только в 1928 году.
Детские и подростковые годы Николая протекали в обществе, где происходил постоянный контакт культур и религий. Из его воспоминаний мы узнаем о том, что мама будущего философа была ревностной католичкой, а папа, принадлежавший к обрусевшему польскому роду, принадлежал к Православной Церкви. Все дети же оказались крещены в православных храмах.
Ребенком Коленька Лосский любил рисовать карты Российской империи, постоянно расширяющейся и в итоге распространяющейся на весь мир. То есть патриотизм его сомнению не подлежал. Это объясняется семейным воспитанием. А еще мальчик был очень религиозен. И потребовалась преждевременная смерть родителя и учеба в Витебской гимназии, чтобы взгляды Николая парадоксально изменились.
В 1887 году Николая Лосского из гимназии исключили вместе с еще одним учеником Иосифом Лиознером за пропаганду социалистических идей и атеизма.
Метаморфоза, произошедшая с юным гимназистом понятна, если знать, что гимназисты и студенчество рассматривались революционерами в качестве «пушечного мяса» для их задумок. Социалистическая агитация в гимназической среде являлась обыденной. Причем все шло по заранее обдуманной цепочке: обрабатывались взрослыми «добрыми» дяденьками несколько ребят, а далее сами гимназисты сеяли семена революции среди товарищей. В итоге попадались не заядлые агитаторы, а самые наивные и честные гимназисты.
Провинциальные семейства Лосских и Лиознеров испугались до жути. Постоянно чудились жандармы и ссылка в Сибирь, хотя незадачливым гимназистам лишь запретили учебу в других гимназиях и педагогическую работу (на которую они имели бы право в случае исключения, скажем, за не посещение занятий).
Николай и Иосиф тайком бегут за рубеж, не выправив даже заграничных паспортов, надеясь продолжить обучение в каком-нибудь университете.
Лиознер был более удачлив. А Николай Лосский в своих приключениях добрался до Алжира и оказался завербован во французский Иностранный легион. От службы ему освободится удалось с величайшим трудом. Потом был долгий путь домой с голодовками и отсутствием денежных средств и опять же с нелегальным пересечением границы только уже в обратную сторону.
На минутку представьте себе, что стало бы с юношей в СССР после незаконного вояжа в Европу и Алжир без загранпаспорта. Но Российская империя – не Советский Союз. И в конце концов Лосский, не подвергаясь никаким преследованиям, окончил гимназический курс в Санкт-Петербурге, а потом поступил и в университет.
Вот так жестокосердный царский режим расправился с инакомыслящим…
Перед революцией 1905 года мы застаем Н. О. Лосского в качестве приват-доцента и магистра философии, активно занимающегося преподаванием в различных учебных заведениях столицы Российской империи.
Пока разворачивались революционные страсти, Лосский занимался переводом книги И. Канта «Критика чистого разума». Высказывая определенное сочувствие революционерам, Лосский отнюдь не возгорелся желанием примкнуть к радетелям насильственных методов борьбы. Из «Воспоминаний»:
«Социал-демократ Н. Д. Соколов произносил горячую речь, призывая молодежь идти сейчас к одной из тюрем, чтобы выпустить из нее арестованных в эти дни лиц. Это предложение явным образом было рассчитано лишь на то, чтобы вызвать кровопролитное столкновение с войсками, стоявшими в городе всюду наготове, и таким образом углублять народное раздражение, усиливать беспорядок и революционное брожение».
После увиденного и услышанного в дни бунта Лосский не мог быть на стороне прожженных революционеров-социалистов. Он приходит к кадетам. Однако, политика философа интересует мало.
Воззрения Н. О. Лосского в данный период можно охарактеризовать как «патриотический либерализм». Социалистическая пропаганда теперь вызывает у Лосского полное отторжение:
«В партии к. – д. я принадлежал к левому крылу ее, которое сочувствовало глубокому изменению социально-экономических отношений, но не примыкало к социалистам, полагая, что постепенные социально-экономические реформы вернее приведут к социальной справедливости, чем интегральный социализм. После одной из речей Изгоева, говорившего о фанатической непримиримости социал-демократов и невозможности соглашений с ними, я стал внимательнее наблюдать психологию этой партии и испытывать отвращение к сектантской ограниченности ее мировоззрения и ее нетерпимости».
В межреволюционный период Николай Онуфриевич занимается любимым делом, развивает свою философскую концепцию – «интуитивизм», получает широкую известность в Европе, активно преподает, в том числе и в Народном университете для рабочих. Он входит в состав «Религиозно-философского общества». И на семейном фронте у Лосского все складывается благополучно. Он женат, растит сыновей. Семья ездит на отдых за границу. В 1916 году становится профессором. Все обрывает 1917 год.
Революцию Лосский встретил плохо в отличие от своих друзей-либералов. Николай Онуфриевич в своих «Воспоминаниях» четко отметил:
«За несколько лет до этого времени тяжелое впечатление произвело на меня поведение наших революционно настроенных интеллигентов в следующем случае. На Шлиссельбургском тракте был Народный университет, в котором многие рабочие получали недурное образование. В течение одной зимы я прочитал там целый курс психологии, причем слушателями моими были рабочие, знающие уже основы физики, химии, анатомии, физиологии. В этом университете работали многие лица, знакомые мне, между прочим, и старый мой товарищ Владимир Андреевич Мокиевский, которого я любил и поддерживал с ним сношения.
Мокиевский был убежденным сторонником освободительного движения и увлекался задачею поднятия духовной культуры народа. Но от наших революционеров он резко отличался тем, что был русским патриотом и высоко ценил государственную мощь России. Между прочим, особенною любовью его пользовался русский флот; он знал имена наших броненосцев и других военных судов, их водоизмещение и с любовью следил за развитием флота. Этого было достаточно, чтобы революционно настроенные товарищи его стали подозревать, не шпион ли он охранного отделения. В их узких умах не могла совместиться любовь к русскому народу и его свободе с любовью к русскому государству».
Философ из личных наблюдений уже знал, что большинство революционеров к России относятся с пренебрежением барина, что историческая реальная Россия им не нужна. А ему, как русскому патриоту, такой подход откровенно претил. Свои ощущения от революции Николай Лосский передает так: «После опыта революции 1905 года я понял, что революционный переворот, сполна опрокидывающий историческую государственную власть, есть величайшее бедствие в жизни народа. Поэтому февральская революция 1917 года вызвала во мне чувство ужаса. У меня было мистическое восприятие исчезновения государственной организующей силы, социальной пустоты на ее месте».
Революция поставила семейство философа Лосского на грань выживания. В 1917 году родился третий сын Андрей и умерла от дифтерии в 1918г. дочь Маша. Лекарств достать было невозможно.
Из Воспоминаний:
«Для отопления Петербурга в окрестных губерниях производились до революции грандиозные заготовки дров; нарубленные поленья должны были сохнуть в течение года. Эта важная отрасль промышленности, как и вся хозяйственная жизнь России, была разрушена, и мы начали мучительно страдать от холода. Вся наша большая семья поместилась в трех смежных комнатах, в которых удавалось поддерживать температуру на уровне 3° С. Работать приходилось сидя в шубе, с шляпою на голове. Почти все деревянные дома и заборы были использованы для отопления. Было время, когда электричество подавалось только на самое короткое время, а вода не поднималась выше третьего этажа. В университете я читал лекции в шубе и шапке, при освещении аудитории свечею, приносимою одной из слушательниц».
И еще:
«Большевицкий террор становился все более жестоким. Моя жена была однажды по делам гимназии Стоюниной в канцелярии начальника учебных заведений. Ожидая приема, она слышала рассказ этого начальника о том, что он накануне вернулся из Тверской губернии, куда ездил руководить «красною неделею». Комиссар, присланный откуда‑либо из центра, призывал к себе начальника уезда и распоряжался, чтобы в течение недели было расстреляно такое‑то число лиц. Кого именно расстрелять, определялось следующим образом, согласно рассказу, слышанному моею женою. Начальник уезда принес комиссару тетрадь со списком имен священников, бывших офицеров, помещиков, фабрикантов, вообще лиц, считавшихся по своему душевному строю неспособными стать строителями коммунизма. Комиссар, перелистывая тетрадь, тыкал пальцами наугад на ту или другую строку; на чье имя случайно попадал палец, тот и подлежал расстрелу.
В той же канцелярии происходил однажды такой разговор.
Кто‑то стал хвалить гимназию Стоюниной, говоря, что в ней воспитание детей индивидуализируется: «Стоюнина, учителя и воспитатели принимают во внимание характер каждой ученицы и каждого ученика; в школе Стоюниной все отношения имеют семейный характер» (мальчики в это время принимались в гимназию, потому что большевики ввели совместное обучение детей обоего пола; теперь они отменили совместное обучение). Начальник учебных заведений, выслушав такие похвалы, сказал: «Семейные отношения в школе это – вредный буржуазный порядок; воспитывать всех учащихся нужно в одном и том же духе».
Советская власть лишает Николая Онуфриевича профессорской кафедры за его христианские и антисоциалистические взгляды.
В 1922 году Лосского высылают из России.
Далее была жизнь вдалеке от Родины. Николай Онуфриевич работал, писал, заботился о семье. Если обратиться к списку его основных трудов: «Обоснование интуитивизма» (1906), «Мир как органическое целое» (1917),
«Основные вопросы гносеологии» (1919), «Свобода воли» (1927), «Ценность и существование» (1931), «Бог и царствие Божие как основа ценностей» (1931), «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция» (1938), «Интеллектуальная интуиция и идеальное бытие, творческая активность», «Эволюция и идеальное бытие», «Мистическая интуиция», «Бог и всемирное зло» (1941), «Условия абсолютного добра» (1944), «Достоевский и его христианское мировоззрение» (1945), то выяснится, что большинство из них публикуется вне пределов «Страны Советов».
Впрочем, в советской России и издавать то Лосского было нельзя, ибо он прозрел исконные корни большевистской «правды» классовой борьбы:
«У христианина самое содержание его религии, требующей любви к ближнему, даже и ко врагу, служит до некоторой степени средством обуздания его вражды к противникам. У коммуниста-большевика таких сдерживающих его фанатизм мотивов поведения нет. Наоборот, самое содержание его псевдорелигии побуждает дать волю своей ненависти и оправдывает жестокие меры в борьбе с противниками.
В самом деле, индивидуальное личное «я» человека не имеет для него абсолютной ценности; отрицая свободу воли, он думает, что представители классов, принадлежащих к верхам капиталистического строя или служащих защитою его, промышленники, помещики, купцы, полиция, офицеры, духовенство, по складу своей душевной жизни не способны быть членами коммунистического общества; поэтому они должны быть физически уничтожены».
Ушел ко Господу Н. О. Лосский в возрасте 94 лет. Его сын Владимир стал выдающимся православным богословом, сын Борис – искусствоведом и историком архитектуры, Андрей – профессором европейской истории XVII–XVIII веков в университетах США.
И в изгнании Николай Онуфриевич написал эти искренние слова о русском народе, русском языке и русской правде:
«Русский народ весьма одарен способностью к высоким формам опыта, более значительным, чем чувственный опыт…
Все православное богослужение, весь культ имеет такой мистический характер и пользуется любовью русского народа потому, что в нем осуществляется переживание близости к Богу».
«Средством для выражения мысли и творений воображения служит язык. Достоинства русского языка можно использовать, как веское доказательство одаренности русского народа. Литературный язык выработан художниками слова, но в основе его лежит творчество всего народа. Чтобы согласиться с этим, достаточно почитать басни Крылова и оценить в них меткость, точность, выразительность и богатство оттенков русского народного языка».
