Очарованный норвежец в русской сказке

Кнут Гамсун — великий норвежский писатель — прожил долгую жизнь. Он родился 4 августа 1859 года, а умер 19 февраля 1952 года. Нобелевскую премию по литературе ему присудили в 1920 году. И, в принципе, этот писатель считался гордостью Норвегии наряду с Генриком Ибсеном вплоть до Второй Мировой войны, после завершения которой Гамсуна не посадили в тюрьму только из-за преклонного возраста за его увлечение нацистами. Хотя, если сказать честно, то уж кем-кем, а фашистом он не был. Кнут Гамсун до такой степени возненавидел наступающую «эру демократий», что готов был идти на поклон хоть куда, дабы что-нибудь остановило нашествие демократизаторов.

Кнут Гамсун совершенно не удобен для нынешней ювенально-трансгендерной Норвегии. Он слишком резок и не толерантен в своих высказываниях, а кроме того в 1889 году Гамсун выпустил совершенно недоброжелательный очерк о столь почитаемых ныне в Европе Соединенных Штатах. Провинность писателя современная либеральная цензура обнаружит и в его путевых заметках о России, опубликованных в 1903 году. Насколько Гамсун оказался разочарован США, настолько его потрясла Россия. Само название повествования о поездке из Гельсингфорса в Баку и Батум звучит, как приговор для всечеловеков от него: «В сказочной стране: Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу». Маленькая же книжечка о стране дяди Сэма носит вполне нейтральное название — «Духовная жизнь Америки».  

В своих рассуждениях о России и США Гамсун очень пристрастен. Он всегда пытается быть доброжелательным, но у него это не всегда выходит. Он видит жизнь и описывает ее, приправляя чистое описание своими комментариями. Думается, что такие фразы, в США XXI века наверняка подчищаются из книг норвежца: «Приходится замолчать, вопрос исчерпан. Но если рядом с тобой находятся два огромных кулака и полноправие, то всякий аппетит за обедом пропадает», и еще: «Негр всегда останется негром — человеческим существом с тропиков, существом с кишками в голове, рудиментарный орган в белом общественном теле». Так сказать, расизм во всей красе, абсолютно неподходящий для европейского, американского и других сообществ, принадлежащих к цивилизованному миру. 

На самом деле Гамсун — не расист, не антисемит и т.д., а, может быть, излишне впечатлительный человек. Это доказывает эпизод с татарином, который случился в поезде из Баку. Татарин (скорее всего азербайджанец) вовсю расхваливал Русского царя и насмехался над эмиром бухарским. Кнут Гамсун стал же защищать эмира. Какой уж тут расизм!.. 

Кавказ, его красоты, его особенная природа приводят норвежца в полный восторг, сопровождаемый необъяснимым благоговением: «Вдруг на одном крутом повороте дороги открывается справа громадный зев, и мы видим совсем вблизи от себя снеговую вершину Казбека с ослепительно сверкающими на солнце ледниками. Он подавляет нас своей громадой и своей непосредственной близостью и стоит тихий, высокий и безмолвный. Нас пронизывает странное чувство, гора стоит, как бы завороженная другими горами, она представляется нам существом из другого мира, и нам кажется, что она стоит и смотрит на нас.

Я выхожу из коляски, держусь за неё сзади и смотрю на раскрывшуюся передо мной картину. В эту минуту меня охватывает головокружение, мне кажется, что я приподнимаюсь над землёй, вишу в воздухе, и у меня является такое чувство, словно я стою лицом к лицу с самим Богом».  

Но не только Кавказ ценит норвежский путешественник. Его привлекают и Воронеж, и казачьи степи, и Каспий. А какие слова он находит для описания Москвы: «Я побывал в четырёх из пяти частей света. Конечно, я путешествовал по ним немного, а в Австралии я и совсем не бывал, но можно всё-таки сказать, что мне приходилось ступать на почву всевозможных стран света, и что я повидал кое-что; но чего-либо подобного московскому Кремлю я никогда не видал. Я видел прекрасные города, громадное впечатление произвели на меня Прага и Будапешт; но Москва — это нечто сказочное!.. 

В Москве около четырёхсот пятидесяти церквей и часовен, и когда начинают звонить все колокола, то воздух дрожит от множества звуков в этом городе с миллионным населением. С Кремля открывается вид на целое море красоты. Я никогда не представлял себе, что на земле может существовать подобный город: всё кругом пестреет зелёными, красными и золочёными куполами и шпицами. Перед этой массой золота в соединении с ярким голубым цветом бледнеет всё, о чём я когда-либо мечтал. Мы стоим у памятника Александру Второму и, облокотившись о перила, не отрываем взора от картины, которая раскинулась перед нами. Здесь не до разговора, но глаза наши делаются влажными».

И, конечно, проезжая по России, Гамсун не мог не вспомнить о Достоевском: «Никогда ещё сложность человеческой натуры не была никем так тонко разобрана, как им. Его психологическое чутьё обладает всепоглощающей силой, силой ясновидения. При определении его оказывается, что для него нет мерила, ибо он единственный в своём роде. Его современники пытались измерить его, но им это не удалось, потому что он был так беспредельно велик». 

Гамсун пытается понять и Достоевского, и русский народ. Даже в ресторане норвежец, наблюдая за русскими посетителями делает вывод: «Славяне, — думаю я и смотрю на них, — народ будущего, завоеватели мира после германцев! Неудивительно, что у такого народа может возникнуть такая литература, как русская, литература безграничная в своём величии и поразительная!»

Кнут Гамсун, видимо, заразившись русским духом, во время путешествия совершает и совершенно немыслимые для рядового европейца поступки. Например, об одном он рассказывает так: «Я нахожу, что это самый уютный ресторан, какой мне когда-либо приходилось посещать. И вдруг ни с того ни с сего я встаю, иду к иконе, кланяюсь и крещусь, как это делали другие. Ни слуги, ни посетители не обращают ни малейшего внимания на это, и я не чувствую никакой неловкости и возвращаюсь на своё место. Меня всего заполняет чувство радости при мысли о том, что я нахожусь в этой великой стране, о которой я так много читал, и это чувство выражается в какой-то внутренней необузданности, которую я в это мгновение не стараюсь даже сдерживать…» 

В России Гамсун чувствует себя как дома. А вот США для него кажутся чем-то абсолютно чужеродным, пустым и идиотским: «Вот страна: Америка! Всё, что вне её, не может быть хорошо. На всём свете нет подобной свободы, такого развития, такого прогресса, таких умных людей, как в стране, называемой Америкой. Иностранца часто оскорбляет это тупое самодовольство. Изо дня в день невозможно избегнуть таких случаев, в которых оно проявляется, и он снова и снова принуждён страдать от этого всеобщего чувства превосходства со стороны американцев. Им пренебрегают, его высмеивают, дурачат, презрительно жалеют и издеваются над ним… 

…Национальная гордость проявляется зачастую и в весьма наивных формах. Если иностранец часто чувствует себя оскорблённым ею, то его не раз поразит и та косность, то грубое невежество, на котором эта национальная гордость покоится. Он будет изумлён, до чего мало этот народ, столь довольный собой, знает о других народах. Та же вещь, которой американцы гордятся у себя, зачастую оказывается устаревшей и давно известной в Европе, между тем как они и не знают об этом; нередко приходилось мне слышать, как норвежскую брошку или немецкую ручку для пера выдавали за американское изобретение». 

Для Гамсуна Штаты — страна, лишенная напрочь любви, тепла и человечности. Он пытается говорить об Америке хорошо и ничего не выходит. Зато вот что писатель из Норвегии находит в России: «Видано ли где-нибудь в другой стране, чтобы пьяницу, которого задержала полиция, отпускали на свободу только благодаря тому, что он тут же посреди улицы обнял полицейского, расцеловал его и попросил, чтобы тот его освободил?»  

В декабре 1900 года Гамсун в письме открывается Дагни Кристенсен: «Вы знаете русский язык! […] Это, должно быть, великолепно, знать русский. О, Боже, как бы я хотел знать этот язык! Я был в Петербурге и Москве, проехал по России и Кавказу, − лучшую и более красивую сказку я никогда не увижу, особенно поездку из Владикавказа через горы в Тифлис. […] Люди там красивее, вино краснее, а горы выше. А у Казбека, я думаю, круглый год живет Бог».

Читая Гамсуна отчетливо понимаешь, что Россия и США органически не похожи друг на друга и, что нам нет смысла копировать чуждые нравы, термины и обычаи, если хотим сохранить самих себя. Может быть плохих, пьяных, глупых, но самих себя. Сохранить свою русскую сказку, которую запечатлел очарованный норвежец.

Давайте все же верить Гамсуну и Пушкину, и их «Путешествиям», а не революционному подпевале Радищеву. Сердцем верить, а не холодным либеральным умом.

Александр Гончаров

Историк, кандидат филологических наук, православный журналист, корреспондент ИМЦ "Православное Осколье"

Читайте также: