Шествие карнавальных масок. Заметки о революции

Революция не может жить без карнавала. Она сама является им. Она меняет местами верх и низ. Она крадет смыслы и напяливает маски на реальных людей, создавая из них то, чем они в действительности не являются. Театральность революции замазывает ее настоящие истоки, оправдывает преступления и пытается возвеличить за счет маскарада обычную жажду захватить власть любой ценой.

Карнавальность революции великолепно понял никто иной, как Карл Маркс. Он честно и написал об этом (но кто сейчас читает Маркса!): «…И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, па этом заимствованном языке разыграть новую сцену всемирной истории. Так, Лютер переодевался апостолом Павлом, революция 1789–1814 гг. драпировалась поочередно то в костюм Римской республики, то в костюм Римской империи, а революция 1848 г. не нашла ничего лучшего, как пародировать то 1789 год, то революционные традиции 1793–1795 годов.» (К. Маркс. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта).

Революция в России началась задолго до 1917 года. Для того, чтобы страна погрузилась в скотство мятежа и гражданской войны, должны были созреть условия. Не революция переделывает общество, а общество, уже успевшее попасть в систему новой аксиополитики, воспринимает переворот как нечто само собой разумеющееся.

Можно рассуждать по-разному, но четким проявлением курса на всеобщий слом государственного и социального строя в Российской Империи, стала организация террористической группы «Народная воля» (1879 г.). Отсюда, с этого события надо начинать отсчет разгула революционной вакханалии. Сама «Народная воля» − не более чем карнавальная маска, маска «беременной смерти».

По идее основой народа русского являлось крестьянство, а если следовать декларациям «Народной воли», то она выражала интересы «обиженных и угнетенных». Но посмотрим на основных персонажей-защитников:

Петр Лаврович Лавров – дворянин, воспитывался во вполне приличных условиях, имел возможность учиться и служить Отечество, не думая о куске хлеба. Кстати, его отец был личным другом А. А. Аракчеева.

Андрей Иванович Желябов – выходец из семьи крепостных крестьян, но благополучно учился в Александровской гимназии, а потом поступил в университет. Здесь сразу же видно, как «проклятый царский режим» мешал развитию крестьян! Было за что его ненавидеть. Или как?..

Александр Дмитриевич Михайлов – выходец из семьи помещиков, мог бы спокойно учится в институте, да революция заела как вошь.

Софья Львовна Перовская – из старинного дворянского рода, отец даже был губернатором Санкт-Петербурга. Как же она страдала от голода и нищеты! Недаром решилась лично руководить убийством императора Александра II.

Далее, ежели перебрать руководителей «Народной воли», то обнаружиться, что они все, без исключения, не очень-то и бедствовали, и могли принести много пользы России, исполняя свой долг гражданина и патриота. Однако беда в том, что их это не интересовала. Пути инженера, учителя, воина их не прельщали. Их тянуло к власти и переделке страны по своим вкусам, которые были воспитаны западной политической мыслью и философией. Так что «Народная воля» не была народной даже и на пять процентов. Банальная карнавальная маска.

Невозможно забыть еще один революционный силуэт из эпохи террора до«народовольцев».

Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский, бывший военный, бывший недоучка- агроном, носит до сих пор маску пламенного революционера, писателя и публициста. На самом деле перед нами весьма необычный террорист. Он убил в 1878 году подло, ударом кинжала в спину, шефа жандармов Н. В. Мезенцова. Сам Кравчинский объяснил все так: «…мы считаем убийство мерой слишком ужасной, чтобы прибегать к ней для демонстрации; генерал-адъютант Мезенцев убит нами, как человек совершивший ряд преступлений, которых мог и должен был не совершать.»

Степняк лукавит, да еще и как. Николай Владимирович Мезенцов был человеком, руководствовавшимся буквой и духом закона. Он участвовал в обороне Севастополя в Крымскую войну. Боевой офицер, верный сын Православной Церкви, он отлично понимал, что твориться в стране и очень мешал подрывной работе иностранных спецслужб. Мезенцова Кравчинский убивает в августе 1878 года. Но, извините, смерть шефа жандармов следует почти сразу же после окончания Берлинского конгресса, где были пересмотрены результаты русско-турецкой войны. Чтобы Россия не могла взбрыкнуть, чрезвычайно требовалась внутренняя нестабильность. И поэтому гибель Мезенцова была на руку… внешним силам.

А давайте не будем гадать на кофейной гуще и посмотрим, как устроился за границей Степняк-Кравчинский. Сей господин после убийства проживает в Швейцарии и Италии. А окончательно оседает в Лондоне, где неизвестно на чьи деньги издает свои книги – откровенную русофобскую пропагандистскую макулатуру. Организовывает в 1890 г. в Англии «Общество друзей русской свободы», а потом и в США в 1891 году – филиал оного общества. Как пел Владимир Высоцкий: «Откуда деньги, Зин?».

Срываем со С. М. Степняка-Кравчинского карнавальную маску и получаем обычного предателя и мерзавца.

Но теперь давайте обратимся к более поздним временам. И здесь возникает масочка «вождя мирового пролетариата» г. Ульянова-Ленина, которого так любят ныне ревнители СССР 2.0. Впрочем, у него масок много: «друг детей», «самый человечный человек», «гуманист с большой буквы» и т. д., и т. п.

Но обратимся к мемуарной литературе: «Его жена в своих воспоминаниях о нем рассказывает, как однажды в Шушенском он охотился на зайцев. Была осень, пора, предшествующая ледоставу. По реке шла шуга − ледяное крошево, готовое вот-вот превратиться в броню. На маленьком островке спасались застигнутые ледоставом зайцы… Владимир Ильич сумел добраться в лодке до островка и прикладом ружья набил столько зайцев, что лодка осела под тяжестью тушек. Надежда Константиновна рассказывает об охотничьем подвиге антипода некрасовского деда Мазая с завидным благодушием. Способность испытывать охотничье удовлетворение от убийства попавших в естественную западню зверьков для Ленина характерный штришок». (Выписано из книги Доры Штурман. В. И. Ленин. − ИМКА- пресс. Париж. 1989, стр. 61.)  см.: Владимир Солоухин. «При свете дня». − М., 1992. С. 116.

«Новый» Мазай в Шушенском только тренировался. Дальше он перешел к подобным же делам против людей.

Карнавал, кроме традиционных «добрых» масок, не живет и без масок «злых». После 1905 года в революционном маскараде особое место занимает маска «Черной Сотни», скрывающая правду о настоящем гневе народа против революционеров и, естественно, правду о том, кто же занимался не мистифицированными, а всамделишными погромами.

Итак, Ильич требовал: ««Прекрасным военным действием, дающим и ученье солдат революционной армии, боевое крещение им, и громадную пользу приносящим революции, является борьба с черносотенцами. Отряды революционной армии должны тотчас же изучить, кто, где и как составляет черные сотни, а затем не ограничиваться одной проповедью (это полезно, но этого одного мало), а выступать и вооруженной силой, избивая черносотенцев, убивая их, взрывая их штаб-квартиры и т. д. и т. д.» (Задачи отрядов революционной армии, ПСС, 5-е изд., т.11, написано в октябре 1905 г.). Но, пардон, в октябре 1905 года «черносотенцы» не объявили себя как организованное движение. Сами«черносотенцы» поднялись лишь в январе 1906 г. Сработал важный повод− в январе 1906 г. революционерами была взорвана харчевня «Тверь» за Невской заставой в Петербурге. Выскакивавших из пылающего здания людей террористы расстреливали из револьверов… А первыми жертвами революционного террора против «черносотенцев» стали рабочие Василий Королев и Алексей Барабанов − борцы за рабочее дело решили уничтожить людей, пришедших на свое собрание рабочих-черносотенцев.

Так что заветы «нового Мазая» восторжествовали во всей своей красе.

Шествие карнавальных масок не может обойтись без крови. В 1917 году и позже это неоднократно подтверждалось. Современники не случайно сравнивали Ленина с Маратом, а Троцкого с Робеспьером. Эти революционные «товарищи» вполне оправдывают маски свои.

И нельзя не сказать о том, что маска «Великая Октябрьская социалистическая революция» появилась достаточно поздно – в конце 20 – нач. 30-х гг. XX столетия. До этого говорили о «революции», «Великой Октябрьской революции», «революции рабочих и крестьян» (оцените юмор, просмотрев составы первых СНК!), но чаще об «Октябрьском перевороте». Сам Ленин, так же, как и Сталин, и Троцкий отнюдь не брезговали в статьях и речах словечком «переворот». По-иному и быть не могло. Большевики ощущали свою карнавальную преемственность с французскими якобинцами XVIII века.

«Великая Октябрьская социалистическая революция»− этот термин как бы подытожил весь карнавальный бедлам в России. И так, как его не забывают, то можно утверждать, что и революция не закончилась. И страна мечется внутри ее:

«Революционный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!

Товарищ, винтовку держи, не трусь!

Пальнём-ка пулей в Святую Русь…»

Поэму «Двенадцать» А. А. Блока до сих пор изучают в школах. Не оду Державина «Бог».