Следы на пепле

Размышления о революции и демократии

В 1977 году в СССР широко и помпезно отметили 60-летие Великой Октябрьской социалистической революции и вовсю шла подготовка к Олимпиаде в Москве. Зимой 1980 г. я вместе с мамой (на школьных каникулах) поехал в гости к тетушке, проживавшей в Тульской области. Так уж получилось, что пересадку нам надо было делать на станции Ряжск.
Ряжск – городок старинный, купеческий, имевший свою своеобразную историю. А вот конечным пунктом поездки числился шахтерский город Кимовск, построенный в годы Советской власти, да и название получивший идеологически всецело выверенное (КИМ – «коммунистический интернационал молодежи»).
Ожидать нужного пассажирского поезда пришлось долго, почти девять часов. Железнодорожный вокзал отличался неуютностью, впрочем, как и все железнодорожные вокзалы. Находиться на вокзале скучно, нудно и утомительно. Время тянулось и тянулось. Вдруг к нам подсел пожилой человек. Он ждал электричку до Рязани. Случайно разговорились. Я поведал о своем интересе к истории. А он неожиданно спросил: «Фотографию семьи царя Николая Александровича видел когда-нибудь?» Пришлось признаться, что ни разу не примечал ее ни в художественных книжках, ни в учебниках.
Собеседник достал из своей сумки бережно обернутую белой бумагой картонку, на которую наклеили пожелтевшую вырезку из дореволюционной газеты с фотографией всей царской семьи. Далее мужчина тихо-тихо, но с воодушевлением стал рассказывать о последнем русском императоре и неправде революции. И от него я услышал много лестных слов о Константине Победоносцеве – преданном защитнике монархии и яростном противнике революций и демократии. Оказалось, что и после шестидесяти лет господства социализма в стране оставались еще люди, верящие в особую значимость самодержавия.
Через два часа рассказчик отбыл в Рязань. Мне же эта встреча запомнилась. Да и фамилия Победоносцев невольно отложилась в уме.

Тогда и ныне…

Константин Петрович Победоносцев (1827-1907), известный прежде всего как обер-прокурор Святейшего Синода, являлся выдающейся личностью. Он занимался и наукой (правоведением и историей), и публицистикой, да и на управленческом поприще отличался всегда в лучшую сторону. Как и Л.А. Тихомиров, Победоносцев принимал три основных принципа организации верховной власти: монархию, аристократию и демократию. И если монархию он считал оптимальной для России, то демократию почитал сей государственный муж наихудшим принципом. К. Победоносцев гораздо раньше немецкого социолога и исследователя элит Роберта Михельса (1876-1936) обнаружил «железный закон олигархии» (разве что такое красивое наименование не придумал!). Православный правовед понял на примере Европы, что любая демократия неизбежно деградирует и превращается во власть немногих – олигархию. Критика демократии у Победоносцева буквально уничтожающая. Предоставим слово Константину Петровичу:
«Парламент превращается в машину, испускающую массу законов непродуманных, неразработанных, несоглашенных между собою и совсем ненужных, не ограждающих свободу, но стесняющих ее в интересе одной партии или одной компании… Простые люди, не удаленные от жизни, спрашивают: как нам быть?! Мы бежали от единовластного насилия – и вот пришли к горшему насилию безличной власти случайного большинства и своекорыстных партий. Хотели, чтобы у кормила правления стояли лучшие люди, истинные представители страны, знающие народ свой, а вместо того стали у кормила люди партии, оторванные от земли доктринеры и промышленники, ищущие своего интереса и прибытка, люди, подобранные не свободным выбором, а лукавой игрой партий и насилием. Надеялись воспитать детей своих, возрастающее поколение в духе народном, в силе доброго предания, в началах веры, чести и правды; надеялись, хотя бы со временем, при помощи их организовать на местах здоровые, в духе мира, общины, которые могли бы лучших людей своих высылать представителями народного разума. Вместо того правители наши развращают наши общины, подбирая в них соблазном сторонников партий, стесняют свободу местной жизни произвольными законами в духе сменяющихся партий и вместо школы, образующей людей в духе простоты и добрых нравов, навязывают нам школу, отрешенную от жизни, школу без веры, развращающую юношество».
Реки и океаны воды утекли с той поры, когда были написаны эти строки. Но будто и не прошло более ста лет. Демократия действует все так же. Прямые выборы приводят к власти людей, которые забывают о своих обязательствах перед избирателями сразу же после дня голосования. Мнение народа (при демократии!!!) никого не интересует. Американцы избирали Барака Обаму для того, чтобы он прекратил политику предыдущего президента, при кризисе направил помощь простым гражданам, а не банкирам (собственно, и спровоцировавших сам кризис). Американцы плакали от счастья, когда объявляли о победе Обамы. Итог иной. Барак Обама стал помогать именно банкам. А часть американских городов превращается в банкротов, коммунальное хозяйство разрушается, пенсионеры лишаются пенсий. Сейчас восхищение от первого чернокожего президента испарилось. Но изменить ничего нельзя…
Подобное же положение сложилось и во Франции. Французы дружно избрали президентом Франсуа Олланда. И получили… Закон о легализации содомитских браков. Массы вышли протестовать. И их «демократически» разогнали с применением водометов.
Суждения избирателей остались нарочито незамеченными. А ведь Франция – это страна, где после свержения монархии в XVIII веке демократический принцип властвования утвердился раньше всех иных держав Европы. Однако для сего потребовались революция, кровь и гильотина…

От Парижа до Петрограда

1793 год – разгар Великой Французской революции. Крепость-тюрьма Бастилия разрушена четыре года назад. Лозунг «Свобода, равенство, братство» не провозглашает только ленивый. «Декларация прав человека и гражданина» (отражавшая чуть чаяний любого демократа) принята еще в 1789 году. Апофеоз революции, да и только! Чтобы добиться полного триумфа над монархией, оставалось казнить короля Людовика XVI. И это сделали 21 января 1793 г. Отрубленную голову палач показал визжащим от счастья парижанам…
Но в марте на западе Франции вспыхнуло Вандейское восстание. Поднялись не только местные дворяне, но и священники, и крестьяне, и лавочники, и ремесленники. Формальным поводом для выступления послужил набор в республиканскую армию. Революционные войска, воевавшие против международной антифранцузской коалиции, откровенно разбегались из-за отсутствия нормального снабжения (воровство и коррупция среди тыловиков достигли чудовищных размеров). Вандейцы воевать за интересы Парижа категорически отказались. Убийство короля и преследование духовенства изначально настроили восставших против республиканцев.
Среди руководителей повстанцев оказались представители совершенно разных сословий. Большинство, впрочем, составляли дворяне.

Но первым единым командующим был поставлен Жак Кателино (в мирное время торговавший полотном). Для вандейцев сословные предрассудки не имели значения. И вандейцы по-настоящему воплощали свободу, равенство, братство в жизнь. Произошло соединение и богатых, и бедных – ради борьбы за Веру, Отечество и монархию.
Интересно, что среди руководителей революционного Парижа выходцев из рабочих, крестьян или, скажем, промышленников оказалось на удивление мало. Но вот преобладание (почти на всех этапах развития революции) на высших должностях лиц, связанных с адвокатским слоем и с судейским чиновничеством, просматривается четко. Достаточно вспомнить Ж. Дантона, М. Робеспьера, К. Демулена, Ж.-Р. Эбера, Ж.-П. Бриссо, Л.А. Сен-Жюста и т. д. Но вот Жан-Поль Марат несколько выбивается из революционных адвокатско-судейских рядов, все же человек с 1779 по 1787 гг. являлся придворным врачом графа д’Артуа…
Расправа с мятежным краем была жесточайшей. Ради прав человека и сохранения законности применялись меры, от которых стынет душа. Уничтожались деревни, сжигались поля, вырезался скот, а людей умерщвляли способами, кои иначе как бесчеловечными и не назовешь. «Доблестный» республиканский генерал Тюрро, войска которого вандейцы называли «адскими колоннами», открыто заявлял: «Вандея должна стать национальным кладбищем». Особенно «прославился» член Конвента Ж.-Б. Каррье, организовавший массовые утопления священников, стариков, женщин и детей в Луаре. Часто палачи связывали попарно пожилых мужчин и беременных женщин, мальчиков и старух и в таком виде отдавали жертвы реке. Все это называлось «республиканскими свадьбами».
Пожалуй, не стоит забывать и генерала Ф.-Ж. Вестермана (казненного своими же республиканскими собратиями при очередной «разборке» в революционных рядах). Он доносил Конвенту: «Вандея больше не существует… я похоронил ее в лесах и болотах Саване… По вашему приказу я давил их детей копытами лошадей; я резал их женщин, чтобы они больше не могли родить бандитов. Меня нельзя упрекнуть в том, что я взял хоть одного пленного. Я истребил их всех. Дороги усыпаны трупами. Под Саване бандиты подходили без остановки, сдаваясь, а мы их без остановки расстреливали. Милосердие – не революционное чувство».
Геноцид в Вандее ради демократии и всеобщего распространения «Декларации прав человека и гражданина»?! Тогда уж лучше обойтись без демократий и таких прав!..
Перенесемся мысленно в Россию 1917 года. Петроград. Монархию устранили, и воплотились в реальность самые заветные мечты республиканцев. Республика в России при временных правительствах Львова, а затем и Керенского стала образцом демократии. И начался развал государства. Большевики власть получили легко. О взятии Зимнего дворца мы судим по художественным фильмам С. Эйзенштейна «Октябрь» и М. Ромма «Ленин в Октябре». Героический штурм «последнего оплота буржуазного строя» признается как данность. Но вот очевидцы свидетельствуют об ином: «А знаете, как был взят Зимний дворец? – спросил какой-то матрос. – Часов в одиннадцать мы увидели, что со стороны Невы не осталось ни одного юнкера. Тогда мы ворвались в двери и полезли вверх по лестницам, кто в одиночку, а кто маленькими группами. На верхней площадке юнкера задерживали всех и отнимали винтовки. Но наши ребята все подходили да подходили, пока нас не стало больше. Тогда мы кинулись на юнкеров и отобрали винтовки у них…» (Джон Рид. Десять дней, которые потрясли мир).
Далее же все пошло по сценарию Французской революции. Во Франции были «нантские утопления», в России – «крымские». Геноцид казаков на Дону в 1919 году стоит вандейской резни. Революционер И.Т. Смилга говорил после событий: «Теперь о зверствах на Дону. Из следственного материала видно, что зверства имели место. Но также видно, что главные виновники этих ужасов уже расстреляны. Не надо забывать, что все эти факты совершались в обстановке гражданской войны, когда страсти накаливаются до предела. Вспомните французскую революцию и борьбу Вандеи с Конвентом. Вы увидите, что войска Конвента совершали ужасные поступки с точки зрения индивидуального человека. Поступки войск Конвента понятны лишь при свете классового анализа. Они оправданы историей, потому что их совершил новый, прогрессивный класс, сметавший со своего пути пережитки феодализма и народного невежества, то же самое и теперь».
Вот так думали и думают приверженцы всех революционных теорий. Смилга не случайно объединил Вандею и Дон. Вот и получили мы революционное оправдание убийств и иных гнусностей. «Народное невежество» и «пережитки» расплавляются в крови того же народа…
Почти все революционеры во все эпохи в качестве конечной цели почитали построение демократической республики. Но срабатывали какие-то неведомые им импульсы, и требование демократии оборачивалось террором.
Идея народоправства буквально купается в слезах народа.
А в XXI веке ради демократии организовываются «оранжевые» революции. Ради демократии Ливию вбомбили в каменный век, а в Сирии режут женщин и детей. Ради демократии люди голодают и гибнут от жажды. Почему?
Ответ прост. Демократия – самый антирелигиозный принцип организации власти. Доверие в ней замещается недоверием. Вера в Бога убирается как поклонение тирании, а вместе с ней выбрасывается и вера в человеческие качества: доброту и преданность. На смену вере приходит крючкотворное законодательство, но не законы пишут для людей, а людей подгоняют под законы. Человекоделы-законотворцы не помышляют о Господе, а потому и перемалывают народ под свои собственные стандарты. Благими намерениями дорога вымощена в некое жаркое загробное место…
Геноциды в Вандее и на Дону являлись вполне законными (с точки зрения власти), и остановить машину репрессий не могли уже ни совесть, ни благоговение перед особенностью человеческой личности. Когда человек не признается за «образ Божий», то его причисляют к животным. И поступают, как со скотом…
Но человек не баран и не свинья. Он все равно устремляется к Богу. И революции и мнимые народоправства – не помеха стремящемуся к Любви.