Тарас Шевченко как физиономия украинства
Современное украинство как идеологию можно легко представить себе в виде идола древнеримского Януса, имеющего два лица. Первое лицо – политико-террористическое – Степан Бандера, а вот второе – «культурное» – Тарас Шевченко.
С первой физией все ныне понятно. Националист и социалист Бандера каких-то значительных вопросов не вызывает, представляя собою «реинкарнацию» и ухудшенную копию известного Юзефа Пилсудского, только на другой почве.
Далее же все не так просто…
Вторая физиономия старше первой, и формироваться она начала раньше возникновения первой. И это неудивительно. Культура подчеркивает особенность и отделенность любого этноса в мире народов и племен. Она возникает из религиозности, поведенческих стереотипов и элементарного быта, а не из философских конструкций и экономической жизни. Можно утверждать, что тенью Шевченко создатели украинства решили отгородить малороссов от великороссов, дабы разорвать общее культурное поле русского народа.
Культ Тараса Шевченко (1814-1861) – великого поэта, художника и мученика, пострадавшего от Самодержавия, возник уже в советское время, в период насильственной украинизации Малороссии и Новороссии.
Однако все началось уже в первые годы после революции, когда при прямом участии наркома просвещения А. В. Луначарского были установлены памятники Шевченко в Петрограде (1919) и Москве (1918). И это приключилось в период сноса напропалую монументов, посвященных выдающимся русским государственным деятелям! Полноценное же раскручивание имиджа «великого сына украинского народа» приходится на 20-30-е гг. XX столетия. В честь него переименовываются учебные заведения, театры, населенные пункты, улицы и площади. Решающим, конечно, был 1939 год, когда разразился всесоюзный шабаш в честь 125-летия со дня рождения «Кобзаря» – Шевченко.
Впрочем, в Царской России либеральное и революционное сообщества тоже пытались продвинуть Тараса Шевченко в общеимперские гении. В 1914 году лично А. Ф. Керенский (одна из самых страшных фигур нашей истории!) пробивал официальное празднование юбилея, да ничего не вышло.
Правда, такому развороту дел очень порадовался товарищ Ульянов: «Запрещение чествования Шевченко было такой превосходной, великолепной, на редкость счастливой и удачной мерой с точки зрения агитации против правительства, что лучшей агитации и представить себе нельзя…После этой меры миллионы и миллионы «обывателей» стали превращаться в сознательных граждан и убеждаться в правильности того изречения, что Россия есть «тюрьма народов»…»
На самом деле до революции 1917 года для агитации Т. Г. Шевченко не очень-то годился. Хотя его пропагандировали революционеры весьма активно. Даже настоящих волнений по поводу запрета в 1914 году не приключилось: побегали студентики, побегали, интеллигенция пороптала, пороптала, статьи протестные выпустились – и все!
Конечно, революционному «возмущенному разуму» Шевченко был мил за строки, так перекликавшиеся с «Интернационалом». Сравним:
«Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь Мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Весь Мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый Мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем».
(«Интернационал»)
«Поховайте та вставайте,
Кайдани порвіте
І вражою злою кров’ю
Волю окропіте.
І мене в сем’ї великій,
В сем’ї вольній новій,
Не забудьте пом’янути
Незлим тихим словом».
(Тарас Шевченко. Заповіт, 1845 год).
Но вот малороссам, великороссам, белоруссам Шевченко вообще не был интересен. В конце концов, на малороссийском наречии отлично писали настоящие гении и таланты, такие как Николай Гоголь, Иван Котляревский и хороший знакомый Шевченко – Пантелеймон Кулиш. Их знали и уважали. Про Гоголя и говорить нечего, а пародийную «Энеиду» Котляревского на малороссийском с удовольствием читал Великий Князь Николай Павлович, будущий Император России.
Однако ни Гоголь, ни Котляревский, ни Кулиш революционному подполью и разрушителям Империи не годились. Николай Гоголь был откровенным имперцем и великим русским писателем, Котляревский – чиновником, военным, этаким «царским сатрапом», а Кулиш, набаловавшись украинством, просто перешел на имперские позиции. Украинская идеология XXI века их использовать по-настоящему была не в состоянии, приходилось переделывать и искажать и их произведения, и их биографии. А Тарас Шевченко в роли культурного лица «Незалежной» практически идеален, годятся и биография, и стихи, и картины (хотя они-то в последнюю очередь!).
Детство Тараса было тяжелым. Он очень рано осиротел. Выходцу из семьи крепостного крестьянина, склонному к живописи, грозила участь обыкновенного деревенского «богомаза». Но ему повезло, так как довелось попасть в услужение к помещику Энгельгардту. Тот заметил у своего «казачка» склонность к рисованию и отправил учиться живописи. Тогда существовала мода на своих крепостных художников у дворянства.
Шевченко откровенно повезло. Его хозяин перебрался в столицу. Здесь Тарас случайно встретился с земляком И. М. Сошенко, который ввел его в образованные круги Петербурга, где уже существовала мода на этнографический эксклюзив из Малороссии. Судьбой самородка-художника из глухой провинции заинтересовались такие выдающиеся деятели искусств, причем очень влиятельные в обществе и при дворе, как Василий Жуковский и Карл Брюллов. Стихосложение Шевченко их не привлекало, а помочь они решили именно Шевченко-живописцу.
Чтобы творческая личность развивалась, Тараса Шевченко надумали выкупить из крепостного состояния. Однако его господин В. В. Энгельгардт, отлично сознавая, что к его домашнему художнику проявилось любопытство среди столичных любителей изящных искусств, посчитал возможным нажиться на выкупе. Он запросил огромную по тем временам сумму в 2500 рублей.
В апреле 1839 года в Аничковом дворце прошел аукцион, на который был выставлен портрет Жуковского работы Брюллова. Четыреста рублей внесла Императрица Александра Федоровна, триста – Наследник престола Александр Николаевич, триста – Великая Княгиня Елена Павловна, остальные деньги предоставили другие участники мероприятия. Вольную Шевченко его помещик подписал в апреле, но в силу она вступила только 1 июня, после передачи денег. Тарас валялся в больнице, заболев тифом. Поэтому окончательно дело и завершилось с некоторой растяжкой во времени.
Получив свободу, Тарас Шевченко стал учиться у Брюллова. Его частенько приглашали в популярные салоны. И в Санкт-Петербурге он уже приобретает известность как поэт. Сборник стихов «Кобзарь» выходит в 1840 году за счет попечителей.
Вплоть до ареста в 1847 году Шевченко живет привольно. Достаточно неплохо зарабатывает. Но суть его жизни можно охарактеризовать словами из «Энеиды» Котляревского:
Чи знаєш, він який парнище?
На світі трохи єсть таких,
Сивуху так, як брагу, хлище,
Я в парубках кохаюсь сих.
Надо сказать, что в эти же годы выявилась такая черта характера Шевченко, как неблагодарность. Он соблазнил невесту своего благодетеля Сошенко Марию, а потом ее бросил. У Шевченко есть строки:
Тяжко-важко в свiтi жити
Сиротi без роду:
Нема куди прихилиться,
Хоч з гори та в воду!
Так вот Мария была сиротою, но Тараса это не волновало.
Шевченко же лишился свободы по делу панславистского Кирилло-Мефодиевского общества, куда он вступил после знакомства с историком-украинофилом Н. Костомаровым. Участники общества далеко не случайно попали под подозрение. Российским охранителям памятно было, что во время мятежа «декабристов» в нем участвовали и масонские сторонники панславизма с польским душком.
При следствии, естественно, проводились обыски. И были обнаружены рисованные карикатуры непристойного содержания на Августейшую фамилию, написанные рукой Шевченко. Но Императора Николая Павловича оскорбили не они, а отрывок из поэмы «Сон», где Тарас Освобожденный откровенно посмеялся над Императрицей:
Цариця-небога,
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще, на лихо, сердешне
Хита головою…
В письме к П. Анненкову Виссарион Белинский (бывший в курсе событий) отмечал: «…Наводил я справки о Шевченке и убедился окончательно, что вне религии вера есть никуда негодная вещь. Вы помните, что верующий друг мой говорил мне, что он верит, что Шевченко – человек достойный и прекрасный. Вера делает чудеса – творит людей из ослов и дубин, стало быть, она может и из Шевченки сделать, пожалуй, мученика свободы. Но здравый смысл в Шевченке должен видеть осла, дурака и пошлеца, а сверх того, горького пьяницу, любителя горелки по патриотизму хохлацкому. Этот хохлацкий радикал написал два пасквиля – один на г<осударя> и<мператора>, другой – на г<осударын>ю и<мператриц>у. Читая пасквиль на себя, г<осударь> хохотал, и, вероятно, дело тем и кончилось бы, и дурак не пострадал бы, за то только, что он глуп. Но когда г<осударь> прочел пасквиль на и<мператри>цу, то пришел в великий гнев, и вот его собственные слова: «Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?» И это понятно, когда сообразите, в чем состоит славянское остроумие, когда оно устремляется на женщину. Я не читал этих пасквилей, и никто из моих знакомых их не читал (что, между прочим, доказывает, что они нисколько не злы, а только плоски и глупы), но уверен, что пасквиль на и<мператри>цу должен быть возмутительно гадок по причине, о которой я уже говорил».
Впрочем, наказали Тараса Шевченко вполне умеренно, как тогда поступали с дебоширами. Его отправили служить рядовым, но не на Кавказ, где тлела перманентная война, а в Оренбургский край, с запретом писать стихи и рисовать. На службе Шевченко не выучился даже строй держать, спал хорошо, кушал нормально, выпивал с офицерами. А запрет строго никто и не соблюдал – литератора и живописца жалели. От тех дней остались и рисунки, и стихи, и проза. Кстати, к 1848 году относится автопортрет Шевченко, на котором он изобразил себя обнаженным… снизу и на фоне корабля. Этакая неуемная оригинальность в пошлости!
В 1857 году Тараса Шевченко амнистировали. И он вернулся в столицу, где продолжил богемный образ жизни, страдая от алкоголизма и недолеченного триппера. Именно от последних он и принял преждевременную кончину в 1861 году.
Собственно, о Тарасе Шевченко все бы благополучно и забыли, но находились всегда представители революционно-либеральных кругов, постоянно напоминавшие о нем. Уж больно его «творчество» им импонировало. Украинству XXI века оно тоже сгодилось и пригодилось. Тематический плач, карго-культ, культ смерти, кровь, местечковая обида на весь мир – это «святая святых» Шевченко.
А лучше всех о творчестве «Кобзаря»-Шевченко высказался Николай Васильевич Гоголь: «Дегтю много… дегтю больше, чем самой поэзии… Его погубили наши умники, натолкнув на произведения, чуждые истинному таланту».
