Мы имели случай указать на то, что России чужды и должны быть чужды колониальные интересы. Что такое колониальные интересы? Что такое колониальная политика? Ответ даст нам изучение природы колониального государства, каковым по преимуществу является Великобритания.
Колониальное государство нуждается в приобретении колоний, как живое существо ищет пищи. Это государство, потребляющее чужие соки и заинтересованное в том, чтобы поддержать такой порядок, при котором колонии на него работают, а само оно им ничего не дает, кроме избытка своего населения, идущего в колонии опять-таки с целью наживы. Сюда еще присоединяется такая черта. Колонизующий народ есть народ крепкий и умный, расчетливый и алчный, живущий в климате умеренном или холодном, на почве недостаточно плодородной или обширной для его обогащения. Силою завоевания народ-колонизатор присоединяет к себе далеко от него живущий народ, не обладающий ни его энергиею и мужеством, ни его расчетливостью, но способный, по своей природе, жить там, где гибнет его завоеватель от знойного и сырого климата. Этот человек низшей расы служит для возделывания плантаций в тропиках, т. е. в полосах земного шара, в коих природа изумительно щедра в дарах растительного царства, но беспощадно разрушает энергию и здоровье белой расы. И вот, приноравливаясь к этому положению вещей, народ-колонизатор создает колониальную систему, предназначенную к тому, чтобы тропические поля, обрабатываемые цветными людьми, производили все свои необъятные богатства на пользу завоевателя из белой расы, живущего под другими широтами. Такова роль англичан в Африке, в Индии, в Сингапуре, в Бурме, в Китае, в Южной Америке. На этой системе построено их величие. К умножению таких колоний они стремятся. Из-за этой цели они сражаются, возят пушки по всем океанам, ссорят одни народы с другими, торгуют, суетятся. Это картина современного Карфагена. Преследует ли Россия подобные цели, и можно ли допустить, чтобы она таковые имела? Охватив тоже значительную часть земной суши, Россия достигла этого расширения совершенно иным образом. Рост России был и есть рост внутренний, а не рост колониальный. Рост внутренний есть своеобразный процесс, духовная сторона коего совершенно иная, ибо он сопровождается ростом национального самосознания и единства. Англия также знала этот рост, когда короли Кента присоединяли все части Гептархии, затем Валлис, Шотландию. Дойдя до пределов самого острова, перехватив Ирландию, этот рост остановился, ибо ему уже некуда было идти, некого было объединять. Пошли несправедливые притязания на юго-западную Францию, столетняя война. Пока был у них естественный, внутренний рост, англичане домогались того же, чего мы домогаемся в большом масштабе: они объединяли и саксонское, и норманнское, и кельтское вещество и строили английскую национальность. Вся разница в том, что мы запоздали на несколько веков и осуществляем ту же программу на громадной площади России, а не на маленьком острове. Поэтому не может быть у русских государственных людей более возвышенной цели, как содействие такому окончательному порядку вещей, когда житель Закавказья, Самарканда или берегов Амура будет считать себя таким же русским, как житель Костромы, и его русский коренной житель никогда не упрекнет тем, что в его жилах будет течь кровь нынешних армян, сартов или гиляков. Зато всякое водворение такого порядка, в котором инородец должен был бы трудиться в поте лица для того, чтобы москвич жирел и валялся, как «lazzaroni» [«лаццарони» — итальянские нищие, занимающееся иногда случайной работой, но известные главным образом своим безделием, а также участием во всяких смутах и революциях — прим. ред.], всякое злоупотребление такого характера считалось бы посрамлением русского имени и русского государственного идеала!.. Это чувствуют, как бы чутьем, народы Азии. Мы их били чаще, нежели англичане. И тем не менее, их симпатии, раз они должны подчиняться и покоряться, — на стороне народа, проявляющего национальный рост, а не на стороне народа, осуществляющего колониальный рост. У нас он возрождается, сливается с русскою народностью. У англичан он гнет спину и вертит колониальным рабом колесо английского промышленного производства, никогда не сливаясь с гордым эксплуататором-завоевателем. Боже нас избави от колониального роста. События наших дней, как будто, надвигают грозу возможного столкновения между двумя колоссами: колониальным и национальным государствами? Живейший интерес представляет вопрос, кто способен, в случае борьбы, оказать большую силу сопротивления и живучести. Которое из двух начал крепче: колониальное начало или национальное начало?
Полагаем, что последнее начало крепче уже тем, что целое дорого сердцу всех, входящих в его состав. Впрочем, блестящим ответом служит история соперничества Рима с Карфагеном, где столкнулись те же начала. Где теперь следы языка и нравственного наследства Карфагена? Несколько колонн и груды плит — молчаливые сторожа тунисской пустыни; вот все, что осталось от некогда кипевшей жизнью пунической столицы. Тогда как одолевший ее Рим, не ограничившись завоеваниями, но претворив покоренные племена многовековою романизацией, впервые создал тот тип государственности, которым воспользовалось и наше время; тип, в котором право гражданства давалось покоренному в той именно мере, в какой он же уподоблялся ядру народному, создавшему самую империю. Плоды этой идеи налицо. В настоящее время около 100 миллионов ныне живущих людей говорят на языках, происходящих из Рима. Особенность национального государства та, что оно усиливается по мере совершения в нем того процесса ассимиляции чуждых элементов, который мы назвали ростом внутренним.
Особенность колониального государства, наоборот, та, что оно ослабляется по мере собственного роста, присоединяя один остров за другим, приковывая одно чуждое племя к другому, для чисто внешней, экономической их эксплуатации. Наконец, есть еще глубокая разница. Национальный рост опасен только для тех соседей, которые желают его сдавливать, или удерживают в неволе каких-либо единоплеменников растущего и крепнущего государства. Но этот рост содержит в себе великий залог прочного мира; ибо государство с национальною политикою должно избегать всякого завоевания непереваримых для него элементов, которые заставили бы его отказаться от национального единообразия. Наоборот, национальному государству чужды эти опасения. Подобно пауку, высасывающему соки всех мух, залетающих в раcставленную паутину, колониальное государство обречено на то, чтобы быть хищником, потому что уж таковы законы его питания. Перестанет ловить и высасывать — настанет его собственное вырождение. Вот почему такое государство будет брать и выхватывать все, что плохо лежит. Вот почему мы еще раз подтвердим наше мнение: «Боже нас избави от колониального роста!»