Баженов В. — Святитель Иоасаф (Горленко), епископ Белгородский и Обоянский

Обширное наше Отечество никогда не оскудевало высокими подвижниками, угождавшими Господу Богу верою и делами благочестия и за то удостоенными по кончине своей чудесных свы­ше знамений и нетления. В честных мощах угодников Го­сподь особо являет Свою силу и благость, подавая исцеления при­текающим к ним с верующей молитвой. Нетленные, целебоносные останки одних из угодников Божиих уже прославле­ны и открыты для поклонения чад святой Церкви Православной, другие же великие подвижники, блаженно почившие, лишь местно почитаются с благоговением за подаваемые больным исцеления и вразумления. К числу последних принадлежит святитель Иоасаф, епископ Белгородский и Обоянский, слава о котором идет уже издавна и настолько велика на юге России, что об открытии мощей святителя для достодолжного церковного почитания и всеобщего поклонения верующих недавно возбуждено ходатай­ство в Священном Синоде. В последние годы все чаще стали появлять­ся в печати подробные описания жизни святителя Иоасафа. Та­ковы изданный в 1907-1908 гг. князем Н. Д. Жеваховым сборник материалов о нем, очерк протоиерея П. Фомина в журнале «Вера и Разум» (№№ XIX-XXI, XXIII-XXIV за 1908 год) и другие статьи. На основании имеющихся печатных ма­териалов личность святителя Иоасафа жизнь его и деятельность представляются в таком виде.

Святитель Иоасаф происходил из знатного рода Горленков, знаменитых в истории Малороссии XVII и начала XVIII вв. Прадед его, Лазарь Горленко, был полковником войска запорожского, уже с ранних лет сражался в рядах войска Богдана Хмельницкого против поляков и один из первых присягнул в 1654 году «под высоку государеву руку». В те­чение 30 лет затем Лазарь Горленко твердой рукой управляет Прилукским полком. Верность долгу, могучая воля, безгра­ничная любовь к родине, смиренная религиозность — вот черты характера, выделявшие Лазаря в то смутное для Малороссии время, за каковые, между прочим, он один из немногих был возведен царской милостью в боярское достоинство. В боях и битвах проведя большую часть своей жизни, престарелый Лазарь Горленко в походе сложил свою голову, быв из­рублен и брошен в пылающую печь своевольными и буйными казаками, которые во время крымского похода Москвы в семи­десятых годах XVII столетия подняли бунт против своих начальников.

Из многочисленных сыновей Лазаря выступает на исто­рическое поприще только младший — Димитрий. Унаследовав от отца высокие его качества, Горленко замечателен был своей уди­вительной целостью натуры, не позволявшей ему никаких сде­лок с совестью. Но эта стойкость убеждений принесла ему мно­го несчастий. Мазепа, бывший в то время гетманом, скоро за­метил выдающиеся качества Димитрия Горленко и назначил его полковником того же Прилукского полка. Горячо любя свою ро­дину, этот отважный сын Лазаря весь предался Мазепе, опро­метчиво понадеявшись видеть в нем спасителя и восстанови­теля былой славы своей родины — Украйны. Димитрий Горленко и после знаменитой Полтавской битвы не бросил бежавшего в Турцию Мазепу, но оставался при нем до самой его смерти. Тя­жела была жизнь Димитрия Горленко по возвращении на родину: 24 года его преследовали горе и несчастья, 16 лет из них он провел в ссылке в Москве и только дряхлым стариком возвратился на родину, где прожил очень недолго.

У Димитрия Горленко было два сына: Андрей — будущий отец святителя Иоасафа и Пахомий, дочь Анастасия. Ужасная участь деда, полная тяжких испытаний жизнь отца сообщали их ми­росозерцанию особый отпечаток. Под влиянием его младший сын Пахомий и дочь Анастасия отрекаются от мира и удаляются в монастыри. Старший же, Андрей, хотя остался мирянином, пред­ставлял своим характером полную противоположность деду и отцу. Не обладая качествами государственного деятеля, он от­личался необычайной скромностью и смирением, под покровом коих таилась однако же глубокая сила духа: когда дело каса­лось правды и чести и требовало поддержки достоинства своей славной фамилии, Андрей Горленко умел постоять за них. Так ему пришлось вести долгую борьбу с казацкими старшинами, расхитившими имения деда — Лазаря Горленко; в 1735 году он еще раз пострадал от наветов клеветников. Но в том и в другом случае тяжбы кончились полной его победой. Андрей Горленко был женат на дочери гетмана Даниила Апостола и имел от этого брака детей: Иоакима (в монашестве Иоасафа, впоследствии святителя Белгородского), Андрея, полковника Пол­тавского, Михаила (в монашестве Митрофания), Павла, Григория, Параскеву, Марфу и Иулианию.

Таковы были славные предки святителя Иоасафа. На протяжении столетий в них воспитывались и закалялись удивительные черты, которые оставили свой заметный след и в их знаменитом потомке — святителе Иоасафе Белгородском. Лазарь Горленко оставил ему неподкупную преданность долгу, от деда Димитрия унаследовал Иоаким-Иоасаф могучую волю и твер­дость, от отца же перешло к нему глубочайшее смирение и во­сторженное религиозное чувство.

Святитель Иоасаф, бывший первенцем у своих родителей Андрея Дмитриевича и Марии Даниловны, родился 8-го сентября 1705 года, по преданию, во время служения божественной литур­гии, и в святом крещении был наречен Иоакимом — во имя святого богоотца-родителя Божией Матери. Раннее детство он провел в городе Прилуках в отеческом доме. Жизнь его родителей, много пострадавших от злых и корыстолюбивых людей, полная превратностей и резких переходов от благополучия к несчасти­ям, наложила свой отпечаток на восприимчивого и впечатли­тельного от природы Иоакима, наводя его на мысль о суетности земного и о преимуществе служения Богу. Но его, потомка Горленков, столь твердых характером и цельных в своих вле­чениях, не могла удовлетворить заурядная религиозность: его вле­кло к особым трудам и подвигам во славу Божию и для бла­га ближних.

Восьми лет Иоаким Горленко отдан для обучения наукам в Киево-Могилянскую академию, бывшую тогда единственным рассадником просвещения в Малороссии. Как единственное выс­шее учебное заведение на юге России, академия эта привлекала к себе не только сыновей лиц духовного звания, но и, даже пре­имущественно, детей из знатного и родовитого сословия. Много­численные святыни г. Киева, близкое знакомство с жизнью Брат­ского училищного монастыря и главное, сама академия с ее строго богословским духом и направлением оказали несомненно сильнейшее влияние на юного И. Горленко. В то время ректором Киевской академии и вместе настоятелем Братского монастыря был знаменитый Феофан Прокопович, своими дарованиями про­изводивший неизгладимо благотворное впечатление на студентов ее, создавший особое направление в области богословской науки и указавший новый путь широкой церковно-общественной просвети­тельной деятельности академическому ученому монашеству. На­правление монашеской жизни, господствовавшее тогда в академии и вполне отвечавшее давнишним наклонностям Иоакима Горлен­ко, сильно повлияло на него, и он, как видно из автобиогра­фии его, уже на 11-м году жизни «возлюбил монашество».

Тщательно и всесторонне обдумав этот новый путь жизни, он в 1721 году на 16-м году от рождения решил принять мо­нашество, притом решил твердо и бесповоротно. Когда в 1723 году Иоаким объявил родителям о своем намерении и просил благословения на пострижение в иноческий чин, то получил от них решительный отказ. Родители предназначали сына Иоакима к государственной службе, желали видеть в нем восстанови­теля упавшей славы фамилии Горленко и, при всей своей рели­гиозности и расположенности к святой Церкви и Отечеству, не могли примириться с мыслью, чтобы их первенец отрекся от мира. Сильно огорченный возвратился Горленко (под предлогом окон­чания учения в академии) в г. Киев, откуда немедленно отпра­вился в пустынный Киево-Межигорский монастырь и упросил на­стоятеля принять его в качестве послушника на испытание. Скры­вая от родителей свое настоящее местопребывание, он провел целый год искуса в обители, притом столь строгого, что в течение всего года не принимал вареной пищи, чем выразитель­но засвидетельствовал о полной готовности своей принять мона­шество. Наконец, на 20-м году жизни 27-го октября 1725 г. исполнилось заветное желание Иоакима: он пострижен в рясо­фор в храме Межигорского монастыря с именем Илариона. Велика была скорбь родителей, когда они получили от своего старшего сына известие о том, что он отныне — инок Иларион, что он со слезами умоляет простить ему грех преслушания во­ли родительской и вторично просит благословения на иноческое служение. Но воспрепятствовать совершившемуся факту они уже не могли, и потому благословили сына на подвиги иночества.

Прожив в Межигорском монастыре два года, Иларион возвратился в Киево-Братский монастырь, где 21 ноября 1727 года принял «великое пострижение», причем наименован Иоасафом. В этом состоянии он проводил суровую и подвижническую жизнь, причем прилежно занимался изучением богословских наук, и быстро последовавшие затем перемены в положении инока Иоасафа указывают на то исключительное внимание, кото­рое, благодаря своим отличным качествам ума, характера и монашеским подвигам, он приобрел у своих начальников. Так, 8 янв. 1728 г. Иоасаф посвящается в иеродиакона и на­значается учителем младшего класса академии, где и состоял преподавателем по 1732 год. Поступивший на Киевскую кафед­ру митрополит Рафаил Заборовский не мог не заметить и не отличить Иоасафа как выдающегося и многообещающего инока и способствовал его переходу к высшим должностям. Прослу­жив 1733 год экклесиархом Киево-Братского монастыря, Иоасаф 8-го ноября 1734 года посвящен в иеромонаха, переве­ден в Киево-Софийский кафедральный монастырь и совместно на­значен членом Киевской духовной консистории.

Но недолго Иоасафу пришлось служить в Киеве в этих должностях. В 1737 году 24 июня иеромонах Иоасаф был посвящен в игумена Лубенского Спасо-Преображенского мона­стыря (Киевской епархии) и 1 июля того же года прибыл во вве­ренную ему обитель. Новый игумен нашел ее в крайне запу­щенном виде (монастырские здания были истреблены пожаром, купол храма обвалился и пр.), между тем средств на ремонт их совершенно не было. Иоасаф, однако, не пал духом и не­утомимо приступил к сбору пожертвований, для какой цели са­молично отравился в обе столицы, причем удостоился быть представленным императрице Елизавете Петровне, которая и по­жертвовала на нужды обители две тысячи рублей. Своими лич­ными достоинствами и суровой аскетической жизнью игумен Ио­асаф произвел столь сильное впечатление на Императрицу, что по ее распоряжению он на обратном пути в Киев был воз­веден в 1744 году в сан архимандрита. Возвратившись с собранными денежными средствами в свою обитель, он ревно­стно принялся за исправление ее. Но не суждено было архиманд­риту Иоасафу окончить начатый ремонт, так как по указу Св. Синода от 4 ноября 1744 года он был вызван в Москву. Со слезами простившись с братией монастыря и киевским пре­освященным, одарившим его в знак архиерейского благосло­вения «четками изрядными янтарными», Иоасаф в декабре того же года прибыл в Москву, где был назначен наместником Троице-Сергиевой лавры с оставлением в должности настоятеля и Лубенского монастыря. Но и Троице-Сергиевой лаврой управ­лял он недолго, так как вскоре же был назначен еписко­пом Белгородским и Обоянским.

Усердный в исполнении обязанностей своего служения, Иоасаф был в то же время сурово строг в своей личной жиз­ни. Об этой внутренней жизни мы знаем очень немногое, и про­лить на нее свет могут его литературные труды, дошедшие до нас, к сожалению, в количестве только двух сочинений учи­тельного характера: «Борьба честных семи добродетелей с семью грехами смертными, ведомая человеком-путником как всегда, так и в особенности во дни святые великие Четыредесятницы» и слово в неделю 26-ю, сказанное в присутствии императрицы Елизаветы. Первое из них, составленное в 1737 году пред­ставляет собой род обычной для того времени духовной драмы на религиозно-нравственную тему и изложено силлабическими стихами. Это сочинение Иоасафа полно глубокого нравственного содержания и, хотя в иносказательной, но совершенно ясной форме, изображает ход духовных подвигов православного христиани­на в течение святой Четыредесятницы, в понятных аллегориях опи­сывает нравственную борьбу человека со страстями в соответ­ствии со священными воспоминаниями Великого поста. Для характеристики Иоасафа важно то, с какой удивительной правди­востью и духовной глубиной он изображает как добродетели, так и смертные грехи. Описания эти имеют своим основани­ем личный его опыт, пережитые им самим чувства и на­строения: видно, что жизнь человека во внутренних ее движениях тщательно им изучена и глубоко понята. Сочинение святителя Иоасафа кончается трогательным, умоляющим призывом к чи­тателю — прилагать к себе все написанное в драме, ибо в ней указываются действительные способы борьбы с врагами Царствия Божия. Искреннее желание принести ближним духовную пользу было основным мотивом подвижника-автора в написании им этого сочинения.

Второй литературный труд Иоасафа — его слово, сказанное в присутствии императрицы Елизаветы Петровны в придворной ее церкви в Москве 1742 г. 28 ноября. В слове проповедник трактует о любви к Богу, разъясняя, что любить Бога от все­го сердца — значит любить Бога, как Создателя своего; любить Бога от всей души — значит любить Его, как Царя; любить Бога всею крепостью — значит любить Его, как Отца; любить Бо­га всем помышлением — значит любить как Судию. Слово это, замечательное по стройности изложения и последовательности мы­слей, ярко характеризует то горячее чувство и вдохновение, ко­торыми был проникнут проповедник Иоасаф. В характере мыслей его ясно видно господствующее аскетическое направление и его стремление, как и в первом труде, возбудить словом своим в слушателях духовную бодрость и силу на борьбу со страстями. На основании этих трудов можно утверждать, что Иоасаф, получивший основательное богословское образование, был опытным и могучим проповедником с ярко выраженным ас­кетическим направлением.

В 1748 году, по повелению императрицы Елизаветы, Ио­асаф был назначен епископом Белгородским и Обоянским и 2-го июля того же года хиротонисан в Петербурге в Петропав­ловском соборе. На Белгородской епископии открылось для свя­тителя Иоасафа широкое поле для архипастырской деятельности. Белгородская епархия, обнимавшая собою 38 городов и имевшая до 1060 церквей, была населена самым беспокойным элементом: за исключением немногих коренных жителей, большин­ство поселенцев состояло из буйных казаков, сербов, волохов и других выходцев из чужих стран, которые не при­знавали над собой никакой дисциплины. Невежество, грубость, суеверие господствовали между этими поселенцами, которые при­том позволяли себе насильственными действиями своими нередко вторгаться в область епархиального управления. Архипастырям Белгородским трудно было, по разным причинам, устранять недостатки своей паствы, — тем более, что они редко предприни­мали путешествия по столь обширной епархии для обозрения церк­вей, вследствие продолжительности и утомительности переездов. Для подъема такой паствы в религиозном и особенно нравствен­ном отношении потребен был святитель с сильной волей, на­стойчивый в своих действиях, бдительный, самоотверженный — и таким требованиям вполне отвечал Иоасаф, бывший к то­му же местным уроженцем. Святитель Иоасаф прибыл на Бел­городскую кафедру в самый праздник Преображения Господня — 6-го августа 1748 года; несмотря на слабость сил от длинно­го пути, совершил божественную литургию в соборе и с этого времени шесть с половиной лет ревностно и неутомимо управ­лял своей епархией. Архипастырская деятельность его была в высшей степени плодотворна и разнообразна.

Прежде всего, святитель Иоасаф обратил внимание на поднятие умственного и нравственного уровня духовенства своей епархии. В то время единственным источником духовного просвещения были Киево-Могилянская академия и основанный по ее об­разцу Харьковский коллегиум. Воспитанники этих заведений за­нимали более почетные, протоиерейские места в городах, между тем в селах чувствовался столь большой недостаток в об­разованном духовенств, что очень часто в должности священ­ника состояли люди, едва умевшие читать, без всякой научно-богословской подготовки. Огорченный этим, святитель Иоасаф отечески заботится о расширении и процветании Харьковского кол­легиума, часто посещает его, особенно же во время экзаменов. Нельзя не упомянуть здесь о той великой любви и популярности, которую приобрел преосвященный Иоасаф среди своей паствы. Так, в 1751 году, когда он, по окончании экзаменов в кол­легиуме, уезжал в июне из Харькова, военная громада с по­четом сопровождала его до Хорошева; в другой раз он встре­чен далеко за городом массой народа и двумя сотнями каза­ков при военных знаменах. Но один Харьковский коллегиум, конечно, не мог дать священников с научно-богословским об­разованием на всю епархию, и трудно было тогда обойтись без священников необразованных за недостатком образованных, поэтому святитель Иоасаф, в целях восполнения образования таких священников, выписал из Москвы для всех священ­ников епархии «Книжицу о церковных таинствах» и затем повелел, чтобы каждый иерей непременно знал ее и катехизис. Далее, святитель упорядочил деятельность духовных приказов, устранив в них своеволие назначением вместо одного трех членов. Не подражая примеру своих предшественников, преосвященный Иоасаф каждый год совершал объезды своей епархии, а в иные годы по несколько раз, не обращая внимания на расстроенное свое здоровье. Замеченные во время посещений церквей епархии неисправности, упущения и злоупотребления он строго обличал в своих нередко посылаемых циркулярных наставлениях. До чего доходили эти неисправности, злоупотребления и нерадивость малообразованных священников, — видно, между прочим, из следующего происшествия, рассказанного потом самим святителем Иоасафом [1]. Остановившись од­нажды для ночлега в селе, в доме приходского священника, и оставшись один в горнице, святитель почувствовал необы­чайный страх и ужас, безотчетно объявшие его. Сон бежал от него, и, желая сколько-нибудь рассеяться, начал святитель рассматривать и перебирать находившиеся в комнате предметы. И вот на полке с домашней посудой святитель с ужасом увидел завернутые в бумагу частицы Святых Даров. Преосвящен­ный всю ночь провел над ними в глубокой молитве, на утро же нерадивый священник был не только отрешен от долж­ности, но даже исключен из духовного звания.

Ревностный святитель Иоасаф заботился не только об исправлении богослужебного поведения духовенства епархии, но и о возвышении всего нравственного уровня жизни священнослужителей. В «реестре, чего протопопы должны смотреть при осмотре благочиния по церквам», он строго предписал наблюдать: «не пьянствуют ли попы, не ходят ли в корчмы и на игрища, не бесчинствуют ли, не кощунствуют ли и не дерутся ли с людьми». Судя по этому реестру, низок был нравственный уро­вень лиц белого духовенства, невелико было благочестие и в монастырях Белгородской епархии. Сам суровый аскет, убежденный подвижник, святитель глубоко скорбел о непорядках, царивших в монастырях. В 1754 году преосвященный Иоасаф обратился ко всем монастырям епархии с грозным обличением, в котором бичует злоупотребления среди иноков и указывает средства к их устранению. Так он повелел начальникам и братии монастырей всегда ходить в церковь Божию на литургию, утреню и вечерню, запретил употребление звонков при выходах игуменов из келий, предложил совершать проскомидию начальникам обителей, а не очередным иеромонахам и др. Святитель тщательно следил за исполнением своих наставлений и распоряжений, направленных ко благу церкви и оте­чества, и применял строгие меры к ослушникам, тем побу­ждая других быть осмотрительными и усердными исполнителями его воли. Но в душе Иоасафа совершенно не было суровой же­стокости к подчиненному духовенству, и строгие меры к непослушным имели в своей основе искреннюю и прямолинейную ревность его о Господе и Святой Церкви Христовой. Зато для обидимых и несправедливо гонимых кем бы то ни было, преосвященный Иоасаф был истинным отцом и защитником. Так, когда приказчик князя Юсупова самовольно выгнал причетни­ка из храма, святитель, не только приказал причетнику быть по-прежнему на своем месте, угрожая в противном случае за­печатать самую церковь, но и потребовал от князя Юсупова непременного и полного удовлетворения дьячку за обиды, нанесенные приказчиком князя.

Заботами о поднятии умственного уровня и благосостояния духовенства епархии далеко не ограничивалась архипастырская деятельность святителя Иоасафа: не меньшее внимание обращал он на погрязавшую в невежестве белгородскую паству. Горячо рев­нуя о просвещении и душевном спасении ее, преосвященный повелел священникам во все воскресные дни в конце божественной литургии учить народ главнейшим молитвам. Далее, он сильно восставал против существовавшего уже в то время в народе и, главным образом, в интеллигенции неисполнения правил церковного благочестия, выражавшемся в несоблюдении постов, нехождении в церковь, устройстве игрищ и увеселений языческого характера. Святитель постоянно внушал своей пастве, что нарушение уставов Святой Церкви и древнего благочестия глубоко прогневляет правосудного Господа, навлекает на народ небесные кары, как то: неурожаи, моры и глады, которые иногда действительно и случались в Белгородской епархии. Наконец, преосвященный Иоасаф предписывал благочинным при­нимать против лиц, не внимавших пастырским увещаниям, строгие меры, доходившие до недопущения к Св. причастию. Сам святитель безбоязненно обличал отступников от правил церковных, не взирая ни на сан, ни на высокое звание обличаемого. Так, он, между прочим, поступил с графом

Салтыковым, имевшим в святую Четыредесятницу мясной стол, и настойчивыми увещаниями пробудил в вельможе слезное раскаяние. В 1750 году адъютанта Выродова за упорное и наглое посмеяние над церковной властью и нераскаянность было повелено святителем предать по всем церквам Белгородской епархии отлучению от св. церкви. Также ревностно преосвященный Иоасаф искоренял в народе языческие и безнравственные обычаи, осквернявшие церковно-праздничные дни, и особенно восставал против волшебств, гаданий и суеверий, подвергая упорствующих суровым карам и даже церковному отлучению.

В течение шести лет своего архипастырского служения святитель Иоасаф один управлялся с своею неустроенной и невежественной паствой. Духовенство епархии, непросвещенное и неавторитетное в глазах народа, само нуждалось в руководи­тельстве и мало помогало ему в делах насаждения веры и благочестия. Непрестанно объезжая епархию, тщательно наблюдая за религиозно-нравственной жизнью своей паствы, рассылая мно­гочисленные послания и указы пастырям и целые программы богоугодной жизни монашествующим, все время мужественно борясь с окружающим невежеством, — святитель во внешней своей жиз­ни являл образ ревностного служителя Господня, строгого и грозного для презрителей Божией власти, учителя и наставника для слабых и заблуждающихся. Но рядом и в связи с этой его кипучей внешней жизнью и деятельностью открывается высокоучительная картина его святой келейной жизни.

Святитель Иоасаф в своей келейной жизни, полной истинно аскетической простоты, покаянных и слезных воздыханий, непрестанных молитвенных подвигов, замечательных примеров сострадания и милосердия в бедным и страждущим, был смиренным, богобоязненным подвижником, который постоянно «ходил пред Господом», помышлял о суде Божием и вечности. По свидетельству его келейника, последний постоянно видел мо­литвенные подвиги, коленопреклонения святителя, который, всегда памятуя час исхода своего, каждый раз при звоне часового ко­локола творил молитву.

Велико было милосердие и сострадание святителя Иоасафа, исполнявшего этот долг к ближним вполне по-евангельски, тво­ря втайне дела милосердия и любви к ним. Все страждущие, притесняемые и нищие имели к нему свободный вход, находи­ли в нем отца, заступника, кормильца и благодетеля. Как широка была благотворительность преосвященного Иоасафа, нагляд­но показывают те факты, что все доходы с архиерейских вотчин он употреблял на помощь неимущим, и по смерти его нашли деньгами всего семь рублей. Желая, чтобы имя Иоасафа – благотворителя оставалось в тайне, он посылал с милосты­ней келейника, который полагал дар у ворот или окон дома с бедными обитателями и, стукнув три раза в стену для привлечения внимания хозяев, быстро удалялся, так что облагодетельствованные бедняки могли только догадываться об источ­нике милостыни. Следующий эпизод ярко рисует, как самоотверженно было у архипастыря милосердие к ближним. Раз, пред празд­ником Рождества Христова, его келейник, отправлявшийся обык­новенно на дела благотворительности, заболел. Не желая дру­гим поручать свою тайну, святитель, переодевшись, сам, от­правился для совершения дел милосердия. Запасшись предме­тами подаяния, он в темную декабрьскую ночь проскользнул в калитку ворот архиерейского дома и благополучно совершил свой обход, раздав, где было потребно, свою милостыню. Но при возвращении домой святителю пришлось столкнуться с привратником, который не узнал его в простонародной одежде. Сторож начал допытываться, кто он и откуда, но святитель, чтобы не быть узнанным по голосу, молчал, за что получил от привратника несколько сильных ударов, так что едва дополз до своей кельи, после чего хворал несколько дней. Скрыв при­чину своей болезни, преосвященный Иоасаф на следующий день щедро наградил привратника, поступив по заповеди Христовой о любви к оскорбившим. Не ограничиваясь денежной помощью, свя­титель, несмотря на давно расстроенное здоровье, помогал бед­ным даже трудами собственных рук, например, колол дрова для дома, где мать была больна, а дети — малолетние. К простому народу он относился с ласковостью и запросто беседовал с рабочи­ми, встречаясь с ними на своей загородной даче; последние осо­бенно ценили такое отношение к себе столь благостного архипа­стыря. И доселе крестьяне всем обществом каждый год в мае месяце собираются на панихиду по нему, и имя его запи­сано в поминальной книжке каждого прихожанина.

Еще до своего архипастырствования изучив людей от царственных палат до хижины последнего бедняка, а по вступле­нии на Белгородскую кафедру столкнувшись с настоящим мо­рем житейской суеты, святитель Иоасаф глубоко понимал и знал людей. Но это знание людей, просветленное у него выс­шим благодатным ведением, переходило в прозорливость, от­мечавшую его печатью святости. Удивительное и трогательное со­бытие, свидетельствующее о его необычайной прозорливости, за­писано в рукописи Амвросия, архиепископа Харьковского и Ахтырского, и уже не раз было публикуемо в печати. Святитель, вскоре по прибытии в Белгород собравший к себе градских и окружных пастырей, заметив среди них одного священника, маститого, в сединах и «почти уже сляченного от бремени тела своего», таинственно постиг в нем бремя какой-то тайны жизни. Оставшись наедине со старцем, он узнал, что ему уже 130 лет, что Бог лишает его кончины в наказание за то, что он, вопреки запрещению ангела Божия, не только дерз­нул отслужить в один день подряд две литургии, но даже проклял этого ангела, хранителя св. престола. Преосвященный Иоасаф, достигнувши полного раскаяния от этого иерея, повелел ему отслужить на месте происшествия божественную литургию, а после нее благословил старца, архипастырской властью простил и разрешил его от всех грехов. И не прошло и минуты, повест­вует сказание, как старец в полном облачении опустился на землю против престола Божия и, примирившись с Богом мо­литвами святителя, испустил дух. Не можем не упомянуть и о случае с крестьянами хутора Угрюма, пришедшими просить у святителя молитв о ниспослании дождя в бывшую в то время сильную засуху. Выслушав их просьбу, святитель велел своему кучеру приготовить к завтрашней поездке сани. Удивление крестьян прошло только на следующее утро, когда действитель­но выпал снег, поддержавший урожай, притом в таком количестве, что жители Белгорода ездили на санях.

Ревностный служитель единому Господу во внешней жизни, смиренный и милосердный подвижник в личной, святитель Иоасаф непрестанно трудился на Белгородской кафедре, и эти по­стоянные труды и великие заботы о пастве, в особенности же частые и утомительные поездки по епархии для обозрения церк­вей не могли не надломить слабое здоровье преосвященного. Его постигали тяжкие, продолжительные болезни. Одну из последних, приведшую его к смертному ложу, святитель подробно описыва­ет в письме от 25 мая 1753 г. к брату Андрею Андрееви­чу. Преосвященный в конце масленицы слег в постель и весь Великий пост «почти недвижим лежал без пищи, кроме пития». На праздник Благовещения, вследствие неосторожности келейника, напоившего больного святителя холодной водой, болезнь его при­няла такой дурной оборот, что открыто сомневались в возмож­ности выздоровления. Но, благодаря кровопусканию, преосвященно­му Иоасафу стало легче, и на Фоминой неделе он уже мог выехать на дачу для поправления здоровья. Но не суждено было ему оправиться от перенесенной болезни. Святитель-прозорливец ви­дел, что телесные силы его слабеют и скоро Бог призовет его к Себе в обители небесные. Вот почему пробудилось в нем неудержимое желание в последний раз повидать родитель­ский дом, навестить престарелых отца и мать, оживить воспоминания детства… И он отправился в это свое последнее пу­тешествие, сопровождавшееся излаженным отшествием его в светлую вечность.

В мае следующего за описанной тяжкой болезнью 1754 го­да последовал, согласно прошению архипастыря, указ Святейшего Синода о дозволении ему пребывать в Киевской епархии (родина свя­тителя) с разрешением совершать богослужения, где бы он ни по­желал. Святитель Иоасаф, предвидевший близкую кончину, на­чал приготовления к отъезду с распоряжения о немедленной по­стройке склепа для погребения в нем белгородских святителей. 29 мая 1754 года, по окончании своей последней литургии в Белгороде, он со слезами прощался со своей паствой, собравшей­ся в огромном числе на эту последнюю службу любимого архи­пастыря. На следующий день утром святитель выехал из Белгорода. Даже в этой поездке, оставаясь верным своему святительскому долгу, он осмотрел встретившиеся на пути церк­ви своей епархии. Преосвященный Иоасаф благополучно прибыл в свой родной город Прилуки, где его встретил со всей семь­ей отец святителя Андрей Дмитриевич, приехавший нарочно из своего лесного домика вблизи г. Прилук. И во время пребывания в родительском дом святитель не оставлял своего ревностного служения Господу. Так, он уговорил родителей докончить давно начатую и потом оставленную постройку храма в одном из их имений. Нравственное обаяние болящего архипастыря было так велико, что его принимали всюду с высокою честью, как свя­тителя, отмеченного особою благодатью Божией, и старались сохра­нить для себя памятники его посещений: крестики, части облачений, письма и главное — портреты. Судя по последним, святитель был выше среднего, почти высокого роста и величественного ви­да, имел постнический и серьезный облик продолговатого лица, темно-серые глаза, седые волосы и небольшую бороду.

Прожив у родителей своих до осени, святитель, наконец, распростился с ними и обратный путь в Белгород направил чрез город Лубны, в монастыре коего был ранее настоятелем. Здесь он имел радость отслужить божественную литургию в толь­ко что освященном соборном храме, над возобновлением которого он шесть лет тому назад так трудился и собирал пожертвования. Простившись с монашествующими, преосвященный Иоасаф отправился в свою епархию и прибыл в город Грайворон, находившийся невдалеке от Белгорода и служивший архиерейской дачей, в котором иждивением святителя был устроен монастырь. Но здесь постигла архипастыря тяжкая болезнь, сведшая чрез несколько месяцев его в могилу. Болезнь оказалась столь сильной и затяжной, что встревожила и повергла в скорбь всех родственников архипастыря. К ложу страдальца приехали и оставались мать, брат и сестра святителя. С истинно христианским терпением и благодушием переносил он страда­ния своей болезни. Наконец, почувствовав приближение кончины, святитель приготовил себя к отшествию в вечную жизнь еле­освящением, исповедью и причащением Тела и Крови Христо­вых и 10 декабря 1754 года в 4 ч. 20 м. пополудни почил, имея от рождения 49 лет, 3 месяца и 2 дня, в святитель­ском же сан послужив св. церкви 6 лет, 6 месяцев и 8 дней. Кончина святителя Иоасафа вызвала, не только в близких ему, но и в народе глубокую скорбь, и велико было стечение на­рода во время перевезения тела его из Грайворона в Белгород. Тело святителя было положено в Троицком кафедральном собо­ре и погребено 28 февраля 1755 года, когда прибыл назначен­ный Святейшим Синодом для погребения архиерей.

За высокую добродельную жизнь святителя Иоасафа Господь Бог по смерти его видимо и вскоре прославил святителя пода­ваемыми верующим чудесными исцелениями от честных его мощей, обретенных чрез два года совершенно нетленными. Чу­десные знамения по молитвам святителя Иоасафа от его чест­ных мощей источаются верующим обильно и непрерывно в те­чение всех 155 лет со дня его кончины. Сохранились письмен­ные, вполне достоверные, свидетельства об исцелениях от раз­нообразных болезней, так, от цинги — в 1785 году, от пе­релома ног, от лихорадки с сердечными припадками — в 1801 г.; от оспы — 1808 г., припадков — 1814 г. , кровотечения — 1817, каменной болезни  — 1818 г., слепоты — 1819 г., воспаления лег­ких — 1880 г., поражения кожи — 1885 г., тифа — 1894 г., сар­комы — 1896 г., опухоли горла — в том же году, слепоты — 1907 г., и мн. др. Всех же чудесных исцелений, полученных верующими от мощей святителя Иоасафа, насчитывается 227. Таки­ми и другими знамениями Господь Бог доселе являет Свою тайну о прославлении великого святителя Белгородского, непрестанно ходившего пред Богом, явившегося в жизни своей ревностным, идеальным архипастырем, суровым подвижником, милосердным к ближним и строгим к себе.

Примечания

1. Архиепископ Филарет – Историко-статистическое описание Харьковской епархии, отд. I, стр. 28.

Текст приводится по изданию: Баженов В. — Святитель Иоасаф (Горленко), епископ Белгородский и Обоянский, Костромские епархиальные ведомости, №15 (1 августа 1909 года), отдел неофициальный, с. 471-484
OCR и приведение в современную орфографию: Николай Гончаров