В данный момент нас волнует не природа и сам факт существования аристократии, а только лишь происхождение ее особой власти, и то, почему она остается поистине одной из последних олигархий в Европе. Отчего же нет ни малейшей перспективы увидеть ее закат? А объяснение достаточно простое, но его странно не замечают.
Друзья аристократии хвалят ее за сохранение старых добрых традиций. Враги же часто обвиняют в том, что она постоянно цепляется за жестокие и крайне устаревшие обычаи. Но и враги, и друзья ошибаются. На самом деле, аристократия не хранит плохих или хороших традиций, она не сберегает ничего, она лишь ведет игру.
Кто-нибудь желает найти среди аристократии старый обычай?
С таким же успехом можете поискать старый костюм! Бог аристократии не традиция, а мода, которая является полной противоположностью традиции. Если бы вы захотели найти древний норвежский головной убор, стали бы вы искать его среди представителей скандинавского модного образованного общества? Нет. У аристократов не бывает обычаев, в лучшем случае – привычки, как у животных. Только у черни есть обычаи.
Реальная власть английских аристократов коренится в полной противоположности традициям. Простой ключ к власти для высших слоев общества – они всегда были на стороне того, что понимается под прогрессом. Они всенепременно были в курсе новых веяний, ведь для аристократии это очень нетрудно.
Аристократия легко перенимала себе примеры тех настроений, о которых мы говорим только сейчас. Для аристократов новизна – роскошь, граничащая с необходимостью. Они настолько устали от прошлого, что сильно изголодались по будущему.
Хотя почтенные лорды и исключали часто из памяти нечто, они никогда не забывали о том, что их дело – стоять за все новое, за то, о чем больше всего говорили среди университетских донов или суетливых финансистов. Таким образом, они всегда были на стороне Реформации против Церкви, на стороне вигов против Стюартов, на стороне бэконовской науки против старой философии, на стороне системы мануфактур против ремесленников. И сегодня они на стороне государства против старомодных индивидуалистов.
Проще говоря, богатые всегда идут в ногу со временем, это их прямая обязанность. Но непосредственное влияние данного факта на рассматриваемый нами вопрос несколько необычно.
Прежде всего, им надоело прошлое, они с ужасным голодом смотрят в будущее.
Когда у обычного англичанина возникала трудность, то его уверяли в том, что все происходящее ведет к лучшему, по какой бы причине оно не происходило.
В одно прекрасное утро он проснулся и обнаружил, что общественные места, которые использовались в качестве постоялых дворов или святилищ в течение восьмисот лет, были внезапно варварски уничтожены, ради того, чтобы увеличить личное состояние каких-то шести-семи человек.
Можно себе представить, насколько это его вывело из себя. Но его негодование подавили солдаты. Однако, не только армия заставила его замолчать.
Хитрецы, шесть или семь человек, присвоившие себе постоялые дворы, сказали ему, что все это делают они не для себя, а во имя религии будущего, великого рассвета протестантизма и правды.
Поэтому, всякий раз, когда дворянин семнадцатого века сносил забор крестьянина или отбирал у него землю, то взволнованно указывал на лицо Карла I или Якова II (в этот момент, возможно на его лице было отражено скорбное выражение крестных мук) и таким образом отвлекал внимание простого крестьянина.
Великие пуританские лорды создали Содружество, но разрушили общую землю. Они спасли своих более бедных соотечественников от позора корабельный сбор [1], отобрав у них средства на плуг и лопату, ведь они были слишком слабы, чтобы защищать их. Замечательная старая английская поэзия увековечила эту аристократическую привычку…
You prosecute the man or woman
Who steals the goose from off the common,
But leave the larger felon loose
Who steals the common from the goose.Преследуй женщину иль мужчину,
Укравшего гуся с участка общего,
Но ни за что ты не тронь прохвоста,
Укравшего общинный луг у гуся [2].
Здесь, как и в случае с монастырями, мы сталкиваемся со странной проблемой подчинения. Если они украли у гуся общую землю, можно только сказать, что он был великим пока жил на ней. Правда в том, что они убедили гуся и объяснили ему, мол, все это нужно для того, чтобы лиса Стюарта пересекла море.
Таким образом, в девятнадцатом веке дворяне, ставшие владельцами шахт, управляющими железных дорог, искренне уверили всех, что они делают это не по своим прихотям, а благодаря недавно принятому экономическому закону.
Успешные политики нашего поколения вносят законопроекты, чтобы помешать бедным матерям жить со своими детьми и запретить арендаторам спокойно пить пиво в общественных кабаках. Но эта вопиющая наглость не является (как вы могли бы предположить) феодализмом. Ее, иногда мягко обличая, называют социализмом. Для аристократии – это возможность идти в ногу со временем. Их партии будут расти и расти. Они пытаются жить завтрашним днем.
Примечания
- Ship Money — сбор на постройку военных кораблей (взимался с судов, портов, приморских городов в Англии).
- The Goose and the Common (Гусь и общинная земля) — песня протестующих против политики огораживания (насильственная ликвидация общинных земель и обычаев в Европе на раннем этапе развития капитализма).
