Новая непонятная политическая трусость свела на нет старое доброе английское понимание компромисса. Люди стали бояться каких-либо улучшений в жизни, потому что они должны носить завершенный характер. Они их стали называть революционными, утопическими, ведь у каждого должен быть свой собственный путь, а, если что-то было начато, то должно быть действительно закончено. Раньше компромисс означал, что полбуханки хлеба лучше, чем ничего. Среди современных государственных деятелей это означает, что полбуханки хлеба лучше, чем целая буханка.
В качестве примера для дальнейших рассуждений я возьму бесконечную череду наших законов об образовании. На самом деле, мы вывели новый вид лицемера. Старый лицемер, вроде Тартюфа [1] или Пекснифа [2] был настоящим светским, практичным человеком и лишь притворялся религиозным. Новый лицемер преследует действительно религиозные цели, в то время как кажется человеком практичным и светским.
Преподобный Браун [3], уэслианский священник, с уверенностью заявляет, что его не волнуют вероучения, а только лишь образование и воспитание. По правде же говоря, только уэслианство [4] терзает его душу.
Преподобный Смит [5] из англиканской церкви в оксфордской манере изящно разъясняет, что единственно важный для него вопрос – это эффективность школ. На самом деле, внутри него клокочут страсти, его волнует то, что он – курат [6].
Все это – борьба вероучений, скрывающаяся под маской политики. Думаю, что все эти почтенные господа просто ведут себя неправильно. Надеюсь, что они гораздо более благочестивы, чем хотят казаться.
Богословие не вычеркивают, как некую ошибку, его скрывают, как грех.
Доктор Клиффорд [7] действительно хочет, чтобы царила богословская атмосфера, также, как и лорд Галифакс, но есть одно отличие. Если доктор Клиффорд прямо пытается навязывать пуританство, то лорд Галифакс [8] – католицизм. Можно же ведь что-то сделать в таком случае.
Надеюсь, что мы все достаточно разумны, чтобы признавать достоинства и самобытность других религий, вроде ислама или культа Аполлона.
Я вполне готов уважать веру другого человека, но не стоит просить слишком многого, чтобы я уважал его заблуждения, мирские сомнения, выдумки, политические махинации и притворство.
Большинство нонконформистов с чувством английской истории способны увидеть что-то поэтическое, национальное в архиепископе Кентерберийском, именно как в архиепископе Кентерберийском. Когда же он пытается изобразить из себя британского государственного деятеля, проявляется их справедливое недовольство. Большинство англикан, любящих прямоту и простоту, могли восхищаться доктором Клиффордом как баптистским священником. Когда же Клиффорд утверждает, что он – всего лишь обычный гражданин, ему уже никто не верит.
Но есть еще одна любопытная вещь. Ранее единственным его аргументом было то, что он взывал к нашему безверию. Это и спасло нас, по крайней мере, от фанатизма. Сейчас же он этого не делает, а лишь обновляет фанатизм с большей силой.
Перед нами очень странное явление, и я позволю себе еще сильнее привлечь к нему внимание читателя.
Некоторым не по нраву такое слово, как «догма». К великому счастью, они свободны, для них всегда есть альтернатива. Для человеческого разума существуют лишь две вещи: догма и предрассудок.
Средние века были эпохой рациональной, временем учений и доктрин. Наш век, в лучшем случае, — лишь поэтическая эпоха, время предрассудков. Доктрина – четко определенная точка зрения, предрассудок – всего лишь направление.
Утверждение, что быка можно есть, а человека нельзя – доктрина. А то, что есть следует немного, — предрассудок.
Направление всегда гораздо фантастичнее четкого плана. Я предпочел бы располагать самой древней картой, где изображена дорога в Брайтон, чем общую рекомендацию повернуть налево.
Прямые, которые не параллельны, должны, наконец будут встретиться, но кривые могут всегда расходиться. Влюбленная пара могла бы гулять вдоль границы Франции и Германии: один человек – с одной стороны, другой – с другой стороны, ведь им было сказано держаться друг от друга подальше. И эта притча абсолютно верно показывает влияние нашей современной неопределенности на все неудачи, разделение людей. Будто все окутано туманом.
Не совсем оказывается правдой утверждение, что вера объединяет людей. Нет, разница в вероисповедании объединяет людей, именно явная разница. Границы объединяют.
Многие мусульмане и рыцари-крестоносцы имели куда больше общего, чем два бродяги-агностика, сидящих на одной скамье в часовне мистера Кэмпбелла. Потому что они были догматиками.
«Я утверждаю, что Бог один. Нет, а я утверждаю, что Бог един, но троичен», — начало хорошей, спорной, мужской дружбы.
Наш век превратил бы эти вероучения в тенденции. Тринитарий порекомендовал бы следовать принципу множественности (из-за своего темперамента), и позже бы явился с тремястами тридцатью тремя личностями в Троице. Мусульманин превратился бы в полного мониста, это было бы ужасным интеллектуальным падением, которое заставило бы ранее здорового человека признать не только, что Бог один, но и то, что больше никого никогда не было.
Каждый бы не видел дальше своего носа: христианин-многобожник и мусульманин – панэгоист [9], оба сумасшедшие и гораздо более непонимающие друг друга, в отличие от того, что было раньше.
То же самое и в политике. Наша политическая расплывчатость, неопределенность разделяет людей, а не сплачивает.
В ясную погоду люди могут пройти по краю обрыва, но в тумане они будут держаться от него подальше.
Таким образом, тори сможет подойти к границе социализма, если он четко знает, что такое социализм. Но если ему говорят, что социализм – это дух, нечто возвышенное, благородное, скрытая тенденция, то он останется в стороне, и это верное решение.
Можно, конечно, долго спорить, но здоровый фанатизм – единственное средство, с которым можно встретить тенденцию.
Многие говорят, что в японской борьбе основной метод не внезапное нападение, а внезапная уступка. Это одна из причин, по которой я не люблю японскую цивилизацию. Используй уступку как оружие – самое худшее явление на Востоке. Но нет такой силы, с которой трудно бороться, как сила, которую легко победить, которая сначала исчезает, а потом возвращается. Такова сила безликих предрассудков, наводняющих современный мир. И против этого нет иного оружия, кроме крепкого здравомыслия, своевременного отказа от погони за причудами и болезнями этого века.
Проще говоря, разумная человеческая вера должна защищать себя предрассудками в эпоху предрассудков, точно также как она защищала себя логикой в эпоху логики. Но разница между двумя методами очевидна и безошибочно понятна. Суть в том, что предрассудки расходятся, а вероучения всегда сталкиваются. Верующие встречаются друг с другом, а фанатики держатся друг от друга подальше.
Вероучение – вещь коллективная, даже грехи являются общими. Предрассудок – личное дело каждого, а толерантность мизантропична.
Также и с нашими существующими движениями. Они держатся подальше друг от друга. Статья тори и статья радикала в газете не являются ответами друг другу. Настоящая полемика, справедливые рассуждения и упорность перед общей аудиторией – редкости в наше время.
Настоящий полемик – прежде всего, отличный слушатель. Подлинный, пылкий энтузиаст никогда не перебивает, он выслушивает аргументы оппонента также внимательно, как шпион подслушивает планы противника.
Если вы попытаетесь устроить реальный спор с современной политической газетой, придерживающейся иных взглядов, то не обнаружите ничего, кроме хамства или уклонения. Вы не получите ничего в ответ, лишь клевету или молчание.
Современный редактор должен иметь терпеливый слух и честный язык. Он может быть глухим и тихим – это называют достоинствами, или же глухим и шумным, тогда это называют агрессивной журналистикой. Ни в том, ни в другом случае нет противостояния. Для современных партийных оппонентов слух оказывается неважным.
Единственное средство от всего этого – утверждение человеческого идеала. Рассуждая об этом, постараюсь быть настолько трансцендентным, насколько это согласуется с разумом. Достаточно сказать, что у нас нет никакого учения о Богочеловеке, и все злоупотребления могут быть оправданы, ведь таким путем пошла эволюция. Научный плутократ легко сможет утверждать, что человечество приспособиться к любым условиям, которые сейчас мы считаем злом.
Тираны древности взывали к прошлому, новые же призовут эволюцию, которая ранее породила улитку и сову. Эволюция может произвести рабочего, которому не нужно будет больше места, чем улитке и не больше света, чем сове. Промышленнику не нужно будет отправлять кафров [10] на рудники, ведь он сам скоро станет как крот. Ему не нужно будет беспокоиться, посылая водолаза, способного задерживать дыхание, он сам скоро станет глубоководным животным.
Люди не должны будут беспокоиться, стараться менять условия, скоро условия изменят их самих.
Голова сама подстроится под маленькую шляпу. Не надо будет снимать оковы с раба, лучше избить его, пока он не забудет оковы.
На все эти современные аргументы в пользу угнетения единственным ответом является существование человеческого идеала. Его нельзя ни смешивать ни с чем, ни разрушать. Самый важный человек на Земле – идеальный человек, но такового нет.
Писание говорит, что христианство провозглашает предельное человеческое здравомыслие, которое будет рассматривать человеческую и воплощенную истину.
Наши жизни и законы будут оцениваться, и мерой будет не божественное превосходство, а человеческое совершенство. «Человек и есть мера», — утверждал Аристотель. Это Сын Человеческий, как гласит Писание, и Он будет судить живых и мертвых.
Доктрина не вызывает раздоров, скорее одно учение может устранить все разногласия. Однако, необходимо задаться вопросами, какая абстрактная и идеальная форма государства или семьи сможет удовлетворить обыкновенный человеческий голод. И можем ли мы достигнуть этого?
Когда мы начинаем спрашивать о том, что нужно нормальным людям, каково желание всех наций, что такое идеальный дом, дорога, власть, республика, король, священство, мы сталкиваемся со странными трудностями, свойственными современности. Нам приходится делать временную остановку и изучать это препятствие.
Примечания
- Тартюф — центральный персонаж комедии Жана-Батиста Мольера «Тартюф» (1664–1669), лицемер, втершийся в доверие Оргона, присваивающий себе его дом и состояние, но разоблаченный и арестованный по королевскому указу. Его имя, очевидно, взято Мольером из арсенала итальянской комедии масок, где появлялся персонаж Тартуфо (упоминание о нем впервые зафиксировано во Франции в 1609 г.). Обнаруживается и ассоциация со старофранцузским truffe — «обман, плутовство». В подзаголовке и в списке действующих лиц этому персонажу дается предельно краткая, но очень емкая характеристика: «l’imposteur» (лжец, обманщик, самозванец), «faux devot» (святоша, ханжа).
- Сет Пексниф — персонаж романа Чарльза Диккенса «Мартин Чезлвит» (1843-1844), дальний родственник Чезлвитов; содержит пансион, где молодые люди могут обучаться у него архитекторскому искусству. Законченный лицемер, имя которого стало в английском языке нарицательным. Экономит на еде для учеников и ворует у них архитектурные проекты.
- Вероятно, имеется в виду Джордж Браун (1835 – 1917) — английский уэслианский (методистский) миссионер и этнограф. Известен своей миссионерской работой на островах Тихого океана. Автор серии анонимных статей в «Sydney Morning Herald» о необходимости британского контроля над островами Тихого океана. На островах в сфере влияния Германии ему приходилось действовать осторожно, но его знания и опыт представляли огромную ценность не только для его собственной церкви, но и для британского правительства. Подал в отставку с поста генерального секретаря миссий в 1907 году, а в следующем году выпустил свою автобиографию, отклонив предложение своего друга, Роберта Льюиса Стивенсона написать биографию.
- Уэслианство (веслианство), или уэслианское богословие — это движение протестантских христиан, которые стремятся следовать «методам» или теологии евангельских реформаторов восемнадцатого века Джона Уэсли и его брата Чарльза Уэсли. В более широком смысле это относится к теологической системе, выведенной из различных проповедей, богословских трактатов, писем, журналов, дневников, гимнов и других духовных сочинений Уэсли.
- Вероятно, имеется в виду Уильям Карр Смит (1857–1930) — англиканский пастор, в течение семи лет являлся куратом нескольких приходов в Стаффордшире, затем в 1887 году возглавил приход святого Иоанна в Лонгтоне, был сторонником христианского социализма. Наиболее известен как настоятель церкви святого Джеймса в Сиднее. Его идеи оказали огромное влияние на эту старейшую церковь Сиднея.
- Курат — священнослужитель, которому доверено окормление прихода (приходской священник). В англоязычных странах часто этим словом называют клирика, который является помощником приходского священника.
- Доктор Джон Клиффорд (1836-1923) — британский политик, министр, нонконформист, известен как противник закона об образовании 1902 года. Имел степень бакалавра искусств (1861 г.), бакалавра наук (1862 г.), магистра искусств (1864 г.) и бакалавра права (1866 г.), а в 1883 г. ему дали почетную степень доктора философии колледжа Бейтс (США). Будучи проповедником, писателем, пропагандистом и страстным либеральным политиком, играл большую роль среди нонконформистов. Являлся противником Второй Англо-Бурской войны.
- Чарльз Линдли Вуд, второй виконт Галифакс (1839-1934) — британский экуменист, президент Союза английских церквей (1868-1919б 1927-1934), англо-католик. Сыграл большую роль в попытках наладить диалог между Римской католической церковью и Церковью Англии
- Панэгоизм (редк.) – крайняя форма субъективного идеализма, ограничивающая реальность воспринимающим я, солипсизм (употребляется чаще всего).
- Кафр — термин, который с XVI века использовали португальцы в отношении чернокожих жителей Южной Африки и который впоследствии стал употребляться как оскорбительный расистский термин, обозначающий раба. Происходит первоначально от арабского «кафир» — неверный, не-мусульманин.
