Допустим, что в Хокстоне имеются некие грязные трущобы, изобилующие болезнями, переполненные преступностью и промискуитетом и есть, скажем, два великодушных и смелых человека с чистыми помыслами и (если желаете) благородным происхождением. Назовем их Хадж и Гадж.
Хадж – очень активный господин, считающий, что людям нужно любой ценой выбираться из этого замызганного логова. Он собирает подписи и деньги, но думает (несмотря на свои финансовые интересы), что все должно быть сделано путем изменения обстановки в том же самом месте, причем сделано дешево. Поэтому он возводит ряд высоких домов, похожих на пчелиные ульи, где все бедняки могли бы забраться в свои маленькие кирпичные клетки, которые уж куда лучше их старых жилищ, ведь они устойчивы к непогоде, хорошо проветриваются и снабжаются чистой водой.
Гадж же обладает более деликатной натурой. Он чувствует, что в этих маленьких кирпичных клетках чего-то недостает, выдвигает бесчисленные возражения, выступает с нападками на доклад Хаджа, защищая свое особое мнение. Примерно к концу года, он стал горячо уверять Хаджа, что люди были раньше намного счастливее, чем сейчас.
Поскольку в обоих местах люди сохраняют те же взаимоотношения, очень сложно понять, как поступить верно.
По крайней мере, можно с уверенностью сказать, что ни одному человеку никогда не нравились зловоние или голод, а лишь только некоторые странные удовольствия, сопутствующие всему этому.
Не так все прочувствовал, казалось бы, чувствительный Гадж. Задолго до недавней ссоры Гадж смог убедить себя, что трущобы и вонь – это не так уж плохо, а привычка спать по четырнадцать человек в комнате сделала Англию великой или что смрад из открытых стоков важен для выведения породы викингов.
Но не чувствовалось ли какое-то вырождение и в Хадже? Боюсь, что оно было. Те безумно уродливые строения, которые он изначально возводил как простенькие сараи, едва служившие для обеспечения человеческой жизни, с каждым днем становятся все более и более привлекательными для его затуманенного взора. Вещи, которые он никогда и не думал бы защищать, за исключением вещей первой необходимости, вроде кухни или печально известных асбестовых печей, начинают ослеплять его, становиться для него священными, потому что злили Гаджа.
С помощью небольших социалистических брошюрок он пытается доказать, что в подобном «улье» человек куда счастливее, чем в доме. Практическую необходимость содержать постояльцев в комнате он объясняет братством. Необходимость каждый раз подниматься через двадцать три лестничных пролета по холодной каменной лестнице он называет важностью приложения должных усилий.
Конечный результат их филантропских приключений таков: один решил защищать трущобы и хозяев трущоб, а другой стал боготворить сараи и трубы, которые ранее он считал лишь крайней мерой.
Теперь же Гадж – больной и раздражительный старый тори, состоящий в Карлтонском клубе. Если вы скажете ему что-то о бедности, то он рявкнет на вас хриплым басом: «Так сделай же сам, чтобы было все хорошо!»
Хадж тоже отнюдь не счастлив. Теперь он – худощавый вегетарианец с острой бородкой и неестественной улыбкой. Всем он говорит, что, в конце концов, мы будем спать в одной общей комнате, а сам живет в Гарден-сити, словно забытый Богом.
Увы, такова печальная история Хаджа и Гаджа. Их я представляю как пример бесконечного раздражающего недоразумения, которое всегда творится в современной Англии.
Чтобы вытащить людей из трущоб, их помещают в квартиры. В начале здоровая человеческая душа ненавидит и трущобы, и квартиры.
Первое желание человека – уйти как можно подальше от грязных трущоб, даже если эта безумная мысль приведет его в типовой многоквартирный курятник.
Второе желание – выбраться из типового жилища даже если это приведет человека обратно в трущобы.
Я ни в коем случае не собираюсь защищать ни Хаджа, ни Гаджа. Я полагаю, что ошибки этих двух известных и интересных людей произошли из одного простого факта. Они никогда не думали об этом факте. А все дело в том, что они не задумывались об идеале, следовательно, они не были практичными политиками.
А теперь мы вернемся к рассуждениям о восхвалении будущего и ошибках прошлого, имевшим место ранее.
Собственный дом является идеалом для каждого человека, и теперь (принимая эту потребность в личном доме как наиболее типичную), мы можем задаться вопросом, почему дома у человека нет, и не является ли это в философском смысле его собственной ошибкой.
Я думаю, что все же (в философском смысле) это его собственная вина, это вина его философии. Это я и попытаюсь сейчас объяснить.
Берк [1], замечательный ритор, редко обращавшийся к реальности, сказал: «Я думаю, что дом англичанина – это его крепость». Любопытно, но англичанин — почти единственный человек в Европе, чей дом не является его крепостью. Почти повсеместно встречается утверждение о крестьянской собственности, о том, что бедный человек может быть землевладельцем, хотя он лишь хозяин своей собственной земли. Делать владельца и арендатора одним и тем же лицом дает определенные банальные преимущества: арендатор не платит арендную плату, а владелец выполняет небольшую работу.
Но меня не волнует защита мелкой собственности, а лишь тот факт, что она есть везде, кроме Англии. Однако, верно и то, что группа мелких владений среди нас никогда не существовала, да и может быть уничтожена нашими соседями.
Поэтому мы должны спросить себя, что именно в человеческих поступках и что в этом внутреннем идеале, в частности, было не так, что разрушило естественное человеческое стремление, особенно в этой стране.
Человек всегда плутал. Он был бродягой со времен Эдема, но всегда знал или думал, что знает то, что искал.
У каждого человека есть дом где-то в сложной Вселенной. Его дом ждет где-то среди спокойных рек Норфолка или солнечных низин Сассекса.
Человек всегда искал тот дом, который является предметом рассуждений в нашей книге.
Под постоянным градом унылого скептицизма человек стал впервые охладевать к своим надеждам и сомневаться в собственных желаниях.
Впервые в истории он действительно начинает сомневаться в причине своих скитаний по Земле. Он всегда блуждал, но теперь он потерял свой адрес.
Под натиском философии высших слоев (или, иными словами, под натиском Хаджа и Гаджа), простой человек усомнился в своей цели, его усилия становятся все слабее и слабее.
Его представление о собственном доме высмеивается как буржуазное, сентиментальное или презирается, как христианское.
Его заставляют жить на улице, что называют индивидуализмом, или же в работных домах, что называют коллективизмом. Рассмотрим этот процесс более тщательно чуть позднее.
Можно сказать, что Хадж и Гадж или правящий класс в целом, никогда не потерпят неудачи по причине отсутствия современной фразы для оправдания своего давнего господства.
Лорды откажут английскому крестьянину в трех акрах земли и корове, прикрываясь «продвинутыми» взглядами, если они не смогут больше отказывать ему, оправдываясь реакционными. Они откажут ему в трех акрах земли, оправдывая все государственной собственностью. Они запретят ему держать корову на почве гуманизма.
И это подводит нас к окончательному анализу того своеобразного влияния, которое помешало доктринальным требованиям англичан.
Думаю, что найдутся те, кто до сих пор отрицает, что Англией правит олигархия.
Человек, мог заснуть, скажем, тридцать лет назад, читая дневной выпуск газеты и проснуться на прошлой неделе от свежего выпуска, и ему покажется, что он читает об одних и тех же людях.
В одной газете он нашел бы лорда Роберта Сесила, господина Гладстона, господина Литтлтона, Черчилля, Чемберлена, Тревельяна, Акланда [2].
В другой он обнаружит тех же: лорда Роберта Сесила, господина Гладстона, господина Литтлтона, Черчилля, Чемберлена, Тревельяна, Акланда.
Если же всем не заправляют одни и те же семьи, то я не могу представить, что же это такое вообще…
Вероятно все определяется тогда какими-то странными демократическими совпадениями.
Примечания
- Берк, Эдмунд (1729-1797) — англо-ирландский парламентарий, политический деятель, публицист эпохи Просвещения, родоначальник идеологии консерватизма.
- Виднейшие английские государственные деятели.
