«Меня многие считают счастливым: профессор, доктор наук, печатается, а я считаю прожитую жизнь неудачной. Я хотел быть настоящим монахом, а стал не поймешь кем: два раза женился: я хотел заниматься одним — работаю над другим. Бог наделил меня различными дарованиями: я был звонарем, регентом, хорошо знал церковный устав, литургию. Наиболее постоянной моя любовь была и остается к богослужению, но даже этого я был лишен… С чем предстану перед Богом?»
А. Ф. Лосев
Мне, недостойному иерею Алексию, выпала от Бога такая честь, что восемь лет моей жизни моим духовным наставником; был монах Андроник, никому неизвестный. А в миру — известный всему миру ученый Алексей Федорович Лосев. Они вместе с женою, Валентиной Михайловной, получившей при постриге имя Афанасии, были монахами в миру. Из тех счастливых лет общения я сохранил и передаю некоторые высказывания Алексея Федоровича и свои воспоминания о нем. В двадцатые годы Алексей Федорович имел духовного отца со святой горы Афон. Это был знаменитый архимандрит Давид, настоятель Андреевского скита на Афоне и строитель Андреевского подворья в Петрограде. В Москве о. Давид служил в часовне на Таганке. Эго он 3 июня 1929 года постриг Алексея Федоровича и Валентину Михайловну. Умер о. Давид в 1930 году в возрасте 90 лет. Затем духовником Алексея Федоровича становится о. Досифей, служивший сначала в Смоленской Зосимовой пустыне, которая находится в трех с половиной километрах от станции Арсаки Ярославской железной дороги, г. затем — в Борисоглебском Аносином женском монастыре, что на берегу реки Истры, в шести километрах от станции Снегири Рижской ж. д. После закрытия Аносина монастыря о. Досифей служил некоторое время в скиту на Никольской улице в Москве, а затем был сослан в Караганду, где и умер от малярии в 1936 году. Алексей Федорович одно время скрывал у себя в доме от преследования под видом родственника архимандрита Митрофана, который после закрытия Зосимовой пустыни переехал в Москву и служил в Петровском монастыре и в храме Преподобного Сергия; умер он в 1941 году. Мало кому известно, что после смерти в лагере о. Александра Воронкова Лосев долгое время материально поддерживал его многодетную семью. Алексей Федорович любил монастырские службы. Как правило, первую седмицу Великого поста, Страстную, а затем Светлую седмицы он проводил в монастырях: в Гефсиманском скиту, Зосимовой и Аносиной пустынях. Бывшая насельница Аносиной пустыни схимонахиня Леонтия (в миру Любовь Леонидовна Нечуй-Левицкая, внучка украинского писателя Ивана Семеновича Нечуй-Левицкого) рассказывала мне о том, как Алексей Федорович, приезжая в монастырь, всегда привозил с собою для монахинь гостинцы и как он подолгу беседовал с с. Досифеем. Кстати говоря, в этой обители действовал устав общежительных монастырей св. Феодора Студита. В двадцатые годы у Алексея Федоровича был в Москве свой приход, где он, будучи уже профессором Московском консерватории, регентовал, пел, читал и звонил в колокола. Этим приходом была церковь Воздвижения Креста Господня (в то время здесь служил о. Валентин Свенцицкий: до наших дней не сохранилась). В этой же церкви подвизались друзья Алексея Федоровича: Николай Васильевич Петровский, Александр Борисович Салтыков, Владимир Николаевич Щелкачев, Петр Черемухин. Как вспоминали друзья, А. Ф. звонил в колокола так, что за душу хватало. Алексей Федорович строго соблюдал посты. Он рассказывал мне, как однажды его нещадно ругал о. Давид только за то, что он во время Великого поста съел кусочек селедки. Чтобы настроиться на глубокую молитву, А. Ф. нередко ходил в Москве в церковь во имя Ржевской иконы Божией Матери, где в то время пели около тридцати соловецких монахов. Из церковных распевов А. Ф. особенно любил знаменный и соловецкий. Партесное пение в храме он не признавал, считая, что его «мучительно слушать с точки зрения строгой веры». Слушая записи современного церковного пения, А. Ф. говорил, что «они рассчитаны на художественный эффект, что это не молитва и не церковь». Алексей Федорович любил церковнославянский язык. Он считал, что его нельзя в богослужении заменять русским языком по той простой причине, что церковнославянский язык «сохраняет благоговение у верующих». Перевод на русский язык, например, второй половины Херувимской песни «Яко да Царя всех подымем ангельскими невидимо дориносима чинми» решительным образом не проясняет содержания, но вызывает к тому же ложные ассоциации. Многие молитвы и песнопения А. Ф. знал наизусть. Вспоминаю, как 13 апреля 1937 года он оживленно делился впечатлениями о богослужениях на Страстной седмице. Он, в частности, напомнил мне о стихире на «Господи воззвах», составленной инокиней Кассианой и поемой во Святую Великую Среду. Вот ее содержание, по своей глубине превосходящее самого Достоевского, как говорил Лосев: «Господи, яже во многия грехи впадшая жена, Твое ощутившая Божество, мироносицы вземши чин, рыдающи миро Тебе прежде погребения приносит, увы мне! глаголющи, яко нощь мне есть разжжение блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха. Приими моя источники слез, Иже облаками производяй моря воду, приклонися к моим воздыханием сердечным, приклонивый Небеса, неизреченным Твоим истощанием: да облобыжу Пречистей Твои нозе, и отру сия паки главы моея власы, ихже в рай Ева, по полудни, шумом уши огласивши, страхом скрыся. Грехов моих множества, и судеб Твоих бездны кто исследит; Душеспасче Спасе мой, да мя, Твою рабу, не презреши. Иже безмерную имели милость». Особо чтил А. Ф. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, просветителей словенских, в день памяти которых он преставился ко Господу. Позвольте теперь представить вашему вниманию некоторые рассуждения А. Ф. о вере и разуме, об идеальном и материальном, о предведении и предопределении Божием, о жизни и бессмертии, добре и зле, всемирной истории и путях ко спасению.
О вере и разуме
«Вера — утверждение факта как именно факта, без каких-либо умозаключений о нем».
Исходя из этого определения, Алексей Федорович считает, что всякий человек неосознанно и осознанно верит в фактическое существование Бога, души. Каждый знает, что такое Бог, что такое душа, а если даже и пытается кто-то отрицать свою веру, то тем самым обманывает себя и других или просто притворяется. Спорить тут можно только по поводу определений Бога и души. Но это есть уже наука о факте. Слепая вера — предзнание. Веру и разум уместно противопоставлять в структуре, но не в познании предмета. Предмет же мы постигаем и с помощью веры, и с помощью логики, разума. Сама по себе вера не нуждается ни в какой логике, ни в каких доказательствах, хотя доказательства предмета веры, например, бытия Божия, могут быть. Бог является нам и в разуме. У Гегеля такое доказательство есть. Он называет Бога абсолютной Идеей. Это понятие у Гегеля есть предельно обобщенная действительность, бытие. В этом смысле Гегель пантеист. Обычно говорят: «В душе я верю в существование Бога, но ум мой, сомневаясь в этом ежечасно, мешает мне искренне верить». «У меня, — говорит Алексей Федорович, — все наоборот: душонка пищит, сомневается, а разум неумолимо свидетельствует — Бог есть!» «Я только и живу разумом. Разум выше всякой логики, он не признает капризов душонки, рассуждений рассудка. Разум видит непосредственно, он созерцает. Рассудок говорит: разве совместимо существование Бога с неисчислимыми страданиями люден? Разум отвечает: молчи, жалкая, бренная душонка, Бог есть!» «Доверие выше веры. Вера в Бога — теория. Доверие Богу — практика. Доверять значительно тяжелее, чем верить. Мы должны полностью полагаться на волю 189 Бога, несмотря на самые невыносимые условия существования». «Вера в Богочеловеческую личность Христа есть требование предельно развитого разума»… Однажды (26 января 84 г.) речь у нас пошла об идеальном и материальном. Я привел на память слова К. Маркса: «Идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней». Сплошная путаница, — возразил Алексеи Федорович.— С одной стороны — субъективный идеализм (идеальное существует только в голове, в субъективной реальности), с другой — отрыв идеи от материи. «Идеи не бывают “ничьи”»,— цитирую В. И. Ленина. Дальше своего носа они ничего не видят. А мир как целое. Разве жизнь возможна только на земле? А в мире? Неужели мир не развивается, не функционирует? Если мир живет, то, значит, есть и мировой разум. Всякий отличит живое от неживого. Каждый знает, что из неживой материи не может родиться живое. Понимание же материи как самодвижущейся субстанции есть уже признание в ней жизни. В таком случае понятно ее развитие до состояния «мыслящей материи». Если мы заявляем, что материя порождает дух, сознание, то тем самым мы утверждаем всемогущество материи. Таким образом, материя здесь есть Бог. Материалистам не удается объяснить направленность движения материи. Каким образом из неживой материи появляется живая, и даже дух? Говорят о том, что миром управляют всякого рода законы. Так это же демоны какие-то, демонизм! Если бросают игральную кость и постоянно получают одно и то же число, то, как правило, предполагают, что в этой кости имеется какая-то подделка. Аналогично, если существует постоянный и непреложный какой-то закон, значит, он замыслен. Материя сама себя приводит в движение. Стало быть, она не мертвый механизм, а живой организм. Но как объяснить тогда его структуру, упорядоченность, направленность развития? Так это скрытый пантеизм. Поздравляю вас, вы — скрытый верующий. Только вера ваша ограниченна и примитивна. Пантеизм — религия. Но Бог его крайне несовершенен, бессодержателен. От пантеизма можно избавиться, только признав тварность мира. Для пантеиста подсознательно «все позволено». Он же часть божества-материи. Говоря как-то на эту же тему, А. Ф. сказал: «Материалист ничего не видит дальше своего носа. Его недостаточные обобщения суживают поле видения, делают его близоруким. В. С. Соловьев пишет, что никто так высоко не оценил материю, как христиане. Они возвысили ее до Богочеловека. Тогда как сами материалисты понимают ее как мертвое вселенское чудовище (труп). Это же — сатана, Он тоже присутствует везде, но он ничто. Он — смерть. Поэтому материализм есть разновидность сатанизма. Марксистско-ленинская философия есть система догматов, которые требуется усвоить не рассуждая. А еще упрекают религию, что она запрещает мыслить. А апостол Павел пишет: «Господь хочет всем спастись и в разум истины прийти».
О добре и зле
Добро существует само по себе. Оно противопоставляет себя себе, рисуя свой образ. Добро бывает разных степеней. Представление о добре у разных людей неодинаковое, но в совокупности мы имеем абсолютное добро. Добро и зло нельзя рассматривать как «+» и «-». Зло нуждается в добре, иначе ему не на что изливаться. Зло не существует без добра. Добро же существует само по себе. И если оно противопоставляется чему-то, так только добру высшего порядка. Здесь уместно вспомнить ответ о. Давида на вопрос Алексея Федоровича: Злые силы нас окружают со всех сторон, покоя нет от них. Как быть? Не обращай на них никакого внимания. Ведь они же ничто и поэтому крайне нуждаются в нашем внимании. Они только этим и существуют.
О жизни и бессмертии
Жизнь — развитие в условиях неизвестности результата развития. Адам до грехопадения знал смысл своей жизни. Его жизнь была осознанной, содержала и цель, и результат. Сама по себе жизнь бессмысленна. Она предполагает наличие движущего принципа. Живая жизнь — жизнь в чем-то. Например, жизнь во Христе. Жизнь сама по себе есть становление, хаос, самотворчество и самоуничтожение. Ум же дает жизни цель, направление развития, структуру. Ум, эйдос, дух вкладывают в meon (meon – инобытие), в материю смысл. Наличие надежды у человека свидетельствует о его бессмертии. Он не мыслит себя мертвым субстанционально. Мы говорим: «Я умру». Подлежащее «Я» здесь выше своего предиката — «умру». Смерть — одно из состояний «Я»-субстанции, сопровождение «Я». Точно так же, говоря «стена белая», мы признак — белизну — не идентифицируем со стеной. Ведь белым может быть что угодно. Всемирная история есть всемирный суд Божий. Исторический процесс начался с момента избрания частью небесных сил пути самовозвеличивания. Этот процесс направлен в сторону от Бога, и критерием удаления от него является все более низкое нравственное падение человека. Трагизм растет! Как-то я спросил у Алексея Федоровича: − Что понимать под хулой на Духа Святого? Алексей Федорович ответил: − Это активная разносторонняя борьба против Бога. Это воинствующее безбожие. Человек утверждает себя вне Бога и в своем самоутверждении покушается на Бога. Об этом красноречиво свидетельствовал Бакунин, заявлявший: «Если бы Бог даже был, Его нужно было бы уничтожить». В известное время, в определенном государстве миллионы людей поставили своей главной задачей уничтожение Бога. В такую эпоху уже не может быть духовных учителей. В этот период новые нормы должны рождаться только в молитвах.
О путях спасения
Почему Православная христианская Церковь не обращает внимание верующих на совершенствование своего тела?
− Христианская вера — в высшей степени духовная религия. Однако аскетизм не единственный путь спасения. Хотя такие богатыри духа, как преп. Серафим Саровский, преп. Антонии, Макарий Египетский и другие — избранники Божии и отличались своей аскезой, тем не менее Церковь признает возможность спасения и в миру. Вообще всегда были и есть в Православной Церкви деятели и созерцатели. Так. например, святой Иосиф Волоколамский (поверенный во всех государственных делах) и святой Нил Сорский (уединенный молитвенник) являлись выразителями на Руси этих двух противоположных по форме, но единых по идейному содержанию направлении. Между тем были среди Отцов Церкви синтетические типы, которые соединяли в себе оба направления. Это святые Василий Великий, Григорий Богослов. Иоанн Златоуст, Афанасий и Кирилл Александрийские, Иоанн Дамаскин, Иоанн Кронштадтский, митрополит Филарет (Дроздов) и многие другие. Таким образом, пути спасения разные: для созерцательных типов — через бого- мыслие, для чувственных — сердечный, для людей дела — доброделание, милосердие. Кто-то спасается чадородием, а кто-то через страдания. Нельзя представлять себе свое спасение только как дело Бога. Бог хочет нашего благого произволения, наших трудов в деле спасения. Иначе это какой-то фатализм, рок, судьба. И в деле спасения нам помогают голос Бога, совесть христианская, которая является индикатором всех наших мыслей и деяний. Источником для руководства в спасении служат нам откровения Божественной Личности Иисуса Христа как в Священном Писании, так и в Священном Предании. Сама Церковь основывается на Священном Предании. Различного рода сектанты строят свое вероучение только на Священном Писании, не признавая Священного Предания. Если брать единичное, отдельное из целостного учения Христа и на этом факте строить систему, то можно получить произвольное число этих систем. Толстой, например, сочинив свое «евангелие», получил дешевое признание многих невежд. Непротивление злу насилием возведено у него в абсолют. Настоящий христианин нередко придерживается этого принципа, но во имя Бога. В заключение я хотел бы привести здесь высказывание А. Ф. Лосева о возможностях Русской Православной Церкви в связи с возникшими еще при его жизни переменами в общественном сознании. Он говорил: «Наша эпоха характеризуется рядом небывалых особенностей. Возникает множество насущных вопросов, на которые Святая Церковь соборно пока не имеет возможности дать исчерпывающие ответы. Надо терпеть и молиться!» И еще: «Ввиду отсутствия разработанных Церковью в настоящее время некоторых общих н частных вопросов для практического руководства христиан многие индивидуальные ошибочные решения по этим вопросам получат, очевидно, Божие снисхождение». Для Алексея Федоровича Богопознание и Богообщение были самой жизнью. А. Ф. Лосев всей своей жизнью свидетельствовал об Истине. Любви, Красоте, благости универсальной абсолютной Богочеловеческой Личности Иисуса Христа. Монаху Андронику есть с чем предстать пред Богом.
Подготовлено специально для сайта.
Сканирование, обработка и OCR: Николай Гончаров