В новейшей литературе активно обсуждается вопрос о характере и значении реформ Александра II. Особенно важным представляется наблюдение, что отмена крепостного права повлекла за собой реформу во всех областях государственного устройства и общественной жизни [1]. При перечислении затронутых реформами сфер не упоминается церковно-приходская жизнь. Это объясняется прежде всего тем, что история церкви в России XIX в. мало изучена. Советская историография если и обращала внимание на церковь в этот период, то лишь для того, чтобы показать реакционную роль представителей духовенства, которые «неизменно поддерживали наиболее консервативно настроенных дворян-помещиков» [2]. Правда, в сборнике «Русское православие. Вехи истории» при рассмотрении истории участия православной церкви в преобразованиях середины прошлого века затрагиваются некоторые аспекты государственной политики по отношению к православной церкви [3].
На деятельность тех членов православной церкви, особенно из приходского духовенства, которые приветствовали отмену крепостного права, мало кто в историографии обращал внимание, хотя уже в труде Г. Флоровского содержалась оценка общественной деятельности православного духовенства в эпоху реформ: «С большим вниманием в это время обсуждаются и все вопросы, связанные с устроением или восстановлением приходской жизни, с открытием братств и сродных им обществ… Это был первый открытый опыт социально-христианской работы». Флоровский отмечал, что эта деятельность встретила «сопротивление со стороны светской администрации, опасавшейся чрезмерной активности духовенства, и широко задуманный план церковно-социально-каритативной работы был смят» [4].
Для исследования этого аспекта церковной жизни самый богатый материал дают церковные журналы, основание которых свидетельствует о том, что ряд духовных лиц отозвался на призыв гласно обсудить социальные проблемы. За 1855-1865 гг. было начато издание девяти таких журналов, помимо полуофициальных «Епархиальных ведомостей». Вопреки бытующему в так называемом просвещенном, или прогрессивном, обществе мнению, что церковь закаменела в формализме и обрядности, благодаря открытию этих журналов создавалась церковная общественностью епископы, монахи, приходские священники, миряне заявляли, что церковь готова поддерживать реформы, что «церковь не реформирует мир, но способствует реформам, которые полезны человеку» [5].
Одним из самых активных иерархов-журналистов являлся Григорий Постников [6]. Основанный им в 1821 г. журнал «Христианское Чтение» с 1855 г. стал платформой для обсуждения церковно-общественных вопросов. В 1855 г. под руководством того же Григория, в то время архиепископа Казанского, при Духовной академии в Казани начал выходить журнал «Православный Собеседник». Сразу же стало ясно, что издатель поставил перед собой задачу умственного и нравственного развития духовенства. В первом номере журнала содержалось жизнеописание Феофилакта Болгарского (ум. в 1107 г.), в котором особенно подчеркивалось, что Феофилакт требовал от священников, чтобы они были «мудры в делах не только духовных, но и мирских», что он не допускал вмешательства мирских властей в назначения на церковные должности [7]. Так, пока еще косвенно и осторожно, было обращено внимание на проблемы отчужденности церкви от общества и обременительность вмешательства государства в ее дела.
После перевода на кафедру Новгородскую и Петербургскую, теперь уже митрополит, Григорий в 1858 г. учреждает журнал «Духовная Беседа». В первых же статьях его обсуждается вопрос ответственности церкви перед обществом. Долг священника состоит, по мнению журнала, в том, чтобы действовать в миру, разделять нужды и проблемы прихожан.
По сравнению с «Православным Собеседником» 1855 г. «Духовная Беседа» обращается непосредственно к проблемам современности. Касаясь актуального тогда вопроса, как православный христианин должен оценивать достижения науки и цивилизации, журнал стремится внушить читателям, что «не гражданственность отрицаем, а ложное ее направление, не ученость осуждаем, а гордость, в которую любит облекать себя ученость, не любомудрие отвергаем, а умничание и возношение на разум Божий» [8].
Издатели почти единодушно объясняли появление новых духовных журналов указанием на то, что «в то время, когда государственная власть и само общество заняты мыслью о благе народном, православная церковь, обладающая драгоценным сокровищем, назначенным для блага целого человечества, не может не высказать и своей собственной заботы о благе того народа, среди которого она живет» [9]. Так говорится в первом номере журнала «Православное Обозрение», который был основан в 1860 г. в Москве по благословению митрополита Филарета [10]. Редакционная коллегия журнала, главным редактором которого являлся Н. А. Сергиевский, профессор богословия Московского университета [11], состояла из представителей ученого белого духовенства.
В январе 1860 г. в Петербурге стал выходить журнал «Странник». По мнению его редколлегии, странник — это богослов, борющийся с атеизмом, странник — это священник, который работает на благо и устройство данного ему прихода, странница — это женщина, употребляющая свои силы на служение нуждающимся, странник — труждающийся для развития умственных и нравственных сил в народе. Странник — это христианин, исполняющий закон Божий в служении обществу [12].
Такое необычное в то время внимание церковных деятелей к мирским делам вызвало спор об отношении православия к современности. Поводом послужило в 1860 г. дело архимандрита Феодора Бухарева [13]. Он утверждал в «Страннике», что христианство не есть некая мечтательность вне сферы нашей действительности, о чем непосредственно свидетельствует пример самого Спасителя, добровольно подвергшего себя всем условиям земной юдоли. Такой, в то время радикально новый для православного сознания, подход получил поддержку в московском «Православном Обозрении», в петербургском «Страннике» и обратил на себя внимание светских журналов.
Против него резко выступил А. С. Аскоченский, редактор петербургского журнала «Домашняя беседа», который создал себе репутацию ультрареакционного. Поэтому вначале никто особенно и не обращал внимания на его выпады против Феодора. Но позиция Аскоченского, который обвинял его в профанировании православия, смешении учения церкви с современной проповедью материализма и сенсуализма, получила поддержку тех кругов, которые всякое движение мысли и духа осуждали как нигилизм и материализм.
Так как спор захватывал все более увеличивавшийся круг лиц и возникла угроза вмешательства синодальной бюрократии, митрополит Филарет, старавшийся где только возможно уберечь церковную жизнь от такого рода вмешательств, посоветовал митрополиту Исидору [14] в Петербурге, симпатизировавшему «Домашней беседе», воздействовать умиротворяюще на Аскоченского, а сам обратился в «Православное Обозрение» с просьбой прекратить спор. На духовных журналистов дело Феодора произвело отрезвляющее действие. Они поняли, что иерархия в целом будет очень настороженно относиться к их намерениям и что большая часть паствы не готова поддержать их идеи. Такие выводы оказали влияние на дальнейшее содержание журналов.
Спор об отношении православия к современности уже притих, когда в Петербурге появился в 1861 г. журнал «Дух Христианина». В первой же статье он объявлял: «Мы желали бы, чтобы наш журнал был прежде всего отголоском современной жизни» [15]. Его редакционная коллегия состояла их четырех приходских священников [16]. По своему практическому опыту они могли увереннее оценивать смысл современности, под которой понималась жизнь, отчужденная от церкви. Они определяли церковный приход как место, где по своему существу церковь встречается с миром, православие — с современностью. Важной предпосылкой реформы церковного прихода они считали создание образа приходского священника, который уже не только как исполнитель треб служит своему приходу, но имеет все качества просветителя, одновременно исполняющего социально-благотворительные задачи.
В первом же номере «Дух Христианина» поместил обзор духовных журналов I860 г., дав высокую оценку журнала «Руководство для сельских пастырей», выходившего с 1860 г. в Киеве: «Ни один журнал не шел так твердо и верно раз определенным путем… Метко угаданные потребности духовенства и народа в их взаимном соотношении определили характер и направление журнала» [17]. В этой оценке издатели «Духа Христианина» выразили и свои намерения, отмечая свое духовное родство с киевским журналом.
Все толстые журналы имели отдел под названием «Смесь», или «Хроника», или «Письма из провинции» и т. п., в котором преимущественно обсуждались приходские проблемы и помещались письма читателей с указанием, что они не обязательно соответствуют мнению журнала. Журналы, особенно в 1860-1865 гг., создавали возможность поиска путей к реформе православного прихода вопреки бюрократическому синодальному аппарату, который тормозил внутрицерковное движение.
Приходскую реформу можно было провести с успехом, только обсудив в печати недостатки приходской практики, что опять-таки вызвало возмущение в тех кругах, которые считали, что открытая дискуссия повредит церкви в целом, а это пробудило подозрение обер-прокурора Синода, не без основания усмотревшего в этих планах подрыв юридических норм приходской деятельности [18].
Дальнейший ход дискуссии был связан с отменой крепостного права.
В государственных комитетах и в светских общественных кругах мало кто обращал внимание на то, что в связи с предстоящими реформами крестьянину придется столкнуться с вопросами, которые прежде за него решал помещик (школьное обучение, попечительство о бедных, больных и престарелых, проблема нравственности в семейных отношениях). Сторонники реформ из числа духовных журналистов обращали внимание как раз на эти задачи, призывая церковную общественность к сотрудничеству для создания условий, при которых раскрепощенный крестьянин мог бы развивать свои умственные и духовные способности, «ибо освобождение не много принесет пользы крестьянину, пока он сам не поймет разумно своего положения в мире и обществе» [19].
Духовные журналисты старались представить на страницах журналов, по возможности, реальную картину крестьянского быта. Умственное и нравственное состояние крепостного населения давало им мало надежд на то, что крестьянин сам сможет определить свое новое положение в обществе. Священники, публиковавшие свои наблюдения, видели причины такого состояния прежде всего в крепостном строе. «Дух Христианина» приводил сообщения из провинции, как притеснял помещик священника, старавшегося обучить свою паству хотя бы элементарным понятиям веры. Знакомя читателей с мрачной картиной жизни крепостных и угнетающих их владельцев, духовные журналы в то же время подавали надежду, что священники в приходах возьмут в свои руки заботу об укреплении семейных отношений, а также попечение о больных и престарелых и развитие школы для крестьян и их детей.
Священники с мест не разделяли той оценки русской семьи, какая была свойственна славянофилам. Наоборот, они рассказывали о разложении семейных устоев под воздействием крепостных отношений. В крестьянских домах муж часто становился деспотом по отношению к своей семье, «где смотрят на женщин как на рабынь…, где женщина — мать семейства — является или рабой безответною, бесправною, запуганною, униженною, или рабой злой, ожесточенной… В том и другом случае влияние ее на домочадцев не может не быть дурным… На всю жизнь портится характер людей, первые лета которых протекли среди брани, проклятий и колотушек» [20].
Духовные журналисты отмечали, что превратные понятия о роли женщины были распространены и среди духовенства, где еще бытовали представления времен Даниила Заточника (XII в.) или Домостроя (XVI в.). В журналах подвергалось критике такое восприятие этих источников, способных служить всего лишь отражением нравственного состояния общества своего века [21]. Духовные журналисты требовали развивать в женщине сознание ее ценности и ссылались при этом на Евангелие, которое не допускает разной оценки мужчины и женщины.
Следующий комплекс проблем, широко обсуждавшийся на страницах духовных журналов, охватывал область социально-каритативной работы. До середины XIX в. в приходах не велась попечительская работа: еще в петровском законодательстве эта задача была возложена на монастыри [22]. Результатом того, что не по месту жительства мог нуждающийся обратиться за помощью, явились скитания нищих по всей империи. Попытки государственными указами ограничить их численность, особенно запрещения им обитать в столицах, не принесли успеха. Возникали подпольные организации, описанные в «Православном Обозрений»: «Ищущие помощи обманывают и того, у кого просят засвидетельствований о их бедности и добром поведении, обманывают и благотворителя… Есть целые компании…, они сочиняют письма, пишут свидетельства, подписывают и утверждают их казенными или церковными печатями» [23]. Такие факты журнал объясняет в первую очередь тем, что нуждающихся лично никто не знает, а поэтому и благотворительные общества не имеют возможности различить, просит ли тунеядец или действительно нуждающийся.
К недостаткам попечительного дела прибавились проблемы, возникшие после освобождения крестьян потому, что помещик перестал являться лицом, обязанным по закону заботиться о престарелых и больных из числа своих крепостных. Все это вместе взятое заставляло задуматься, какие же возможности имеет приход для попечения о нуждающихся его членах. По мнению духовных журналов, священник лучше, чем кто-либо, может различить нуждающихся и лиц, которых словом и советом можно направить на занятие полезным делом.
Оживлению приходской самодеятельности духовные журналы старались способствовать путем помещения корреспонденций священников, работавших за границей. Из Стокгольма священник И. Толмачев сообщал в «Духе Христианина», что в Швеции попечительство о нуждающихся возлагается на приходы. Другой священник, А. Попов, писал из Лондона, что образование и попечительство ставят перед приходом одни и те же задачи и в Англии, и в России [24].
«Православное Обозрение» в 1862 г. сообщало об А. Сивекинг из Гамбурга, которую корреспондент ставил в пример как «истинную сестру милосердия — лучшую диакониссу нашего времени, хотя она и не носила монашеской одежды и не принадлежала ни к какому монашескому ордену». Священник И. Базаров писал из Штутгарта о пасторе Г. Вернере, учредившем братский дом. Все эти статьи подчеркивали «необходимость соединения всех сословий в общественных делах христианского милосердия» [25], которое не должно оставаться уделом монастырей и лишь в очень неполной мере проявляется в деятельности бюрократически учрежденных благотворительных обществ.
Задачи, возлагавшиеся духовными журналами на приход, не могли быть решены без просветительной работы духовных лиц. В момент, когда учреждались духовные журналы, во многих приходах по всей России уже существовали приходские школы. Священники, стремившиеся помочь крестьянам стать свободными сельскими обывателями, предлагали им самим и их детям учиться грамоте. Часто приходилось убеждать прихожан в пользе грамотности; если это удавалось, в доме священника начинались уроки. Все необходимое для этого священник обычно заводил на собственные средства. За 1859-1860 гг. в одной только Киевской епархии число таких школ возросло со 151 с 3625 учениками до 885 с 16 530 учениками [26] …То же наблюдалось в других епархиях.
В достоверности этих цифр можно сомневаться, но тот факт, что между Министерством народного просвещения и Синодом разгорелся спор, какому ведомству эти школы должны принадлежать, служит доказательством значимости этого движения. Синод требовал, чтобы они состояли в его ведении, потому что священники не должны служить «двум господам», и ссылался на то, что в священниках угаснет ревность к школьному делу, если они будут подчинены чуждому им бюрократическому аппарату. Министерство же стремилось подчинить себе все начальные школы, не исключая приходских.
В середине XIX в. в обществе широко обсуждались педагогические методы и считалось, что в преподавании должны применяться хотя бы элементарные педагогические знания, что предполагало контроль Министерства народного просвещения за всеми народными школами, без чего нельзя было рассчитывать на политическую благонадежность каждого, кто стремился обучать народ грамоте. Подчинить школы, возникшие в приходах, министерство стремилось еще и потому, что в то время профессиональных народных учителей практически не было. И в школах нецерковных ведомств во многих случаях преподавателями являлись те же священники [27]. Из-за соперничества двух ведомств ни с одной, ни с другой стороны не были приняты меры, чтобы поставить школьное дело на более прочную основу.
Царский указ от 18 января 1862 г., согласно которому церковные школы оставались в ведении Синода, а там, где их нет, утверждались школы Министерства народного просвещения, мало способствовал тому, чтобы школы, учрежденные в приходах, получили материальную поддержку правительства [28]. Не имея ее, школы, учрежденные священниками, еще и подвергались критике со стороны различных общественных течений.
Из среды немногочисленных профессиональных педагогов раздавались голоса, что безответственно оставлять дело народного просвещения в руках людей, не имеющих представления о современной педагогике. Более радикальные педагоги требовали закрыть приходские школы, ибо «поповство» воспитает народ в реакционном духе, и он останется апатичным к общественным вопросам 29. Духовные журналы настаивали, чтобы приходские школы были защищены от вмешательства бюрократии. «Представляется ненужным заводить каких-либо особых окружных инспекторов, губернских или областных надзирателей и т. д.», — писало «Православное Обозрение». «Деньги, и конечно немалые, которые были бы употреблены на содержание этих совершенно бесполезных лиц, несравненно с большею пользою могут быть обращены на покупку книг и других учебных пособий» [30]. Приходские школы должны быть подчинены надзору только епархиального епископа.
К другим направлениям в народном просвещении «Православное Обозрение» относилось терпимо: «А не лучше ли всем ревнителям народного образования, согласным в добром желании просвещать народ, но несогласным в мнениях, как и чем нужно просвещать его, вместо того, чтобы ссориться, браниться, мешать друг другу, не лучше ли разойтись и делать каждому свое дело?». Автор этой статьи считал, что народ сам выберет ту школу, которая удовлетворит его потребности, и это, конечно, будет та школа, которая зиждется на религиозном принципе [31].
Первоначально власти не реагировали на либеральные воззрения, распространявшиеся духовными журналами, но и официальной поддержки приходские школы не получали ни тогда, ни в дальнейшем, даже в условиях, какие создавались с 1866 г., когда Д. А. Толстой совмещал должности обер-прокурора Синода и министра народного просвещения. Лишь при К. П. Победоносцеве приходские школы отошли в ведение Синода, их работа была упорядочена -бюрократическими мерами, но не в том духе, какой стремились поддерживать в них церковные журналисты. Поначалу в приходском школьном деле все зависело как от священника, так и от интереса, который к этому делу проявляло епархиальное начальство. Духовные журналы критически относились к тем иерархам, которые своими предписаниями приказывали священникам открывать приходские школы, предупреждая, что таким бюрократическим путем насажденные школы не дадут ожидаемых результатов [32].
Размышления духовных журналистов над задачами, поставленными жизнью перед церковью в области семейных отношений, в социально-каритативной работе и в деле народного просвещения, приводили к заключению, что исходным пунктом должна быть реформа церковного прихода. В связи с этим обсуждалась проблема оживления приходской жизни, так как приход считался подходящей общественной единицей, где крестьян можно научить заботиться о себе, о своей семье, о нуждающихся из их непосредственного окружения. Оптимизм тех авторов, которые считали, что уничтожение крепостного права открыло возможности «оживить и возвысить значение… приходов», в большой мере питался надеждой, что бюрократические рамки раздвинутся и это даст простор самоуправлению, самодеятельности всех общественных сил.
Параллель между дворянским стремлением к самоуправлению, выражавшимся в требовании устройства земских учреждений, и начатками приходского самоуправления очевидна. Сторонники реформ из церковной среды видели преимущество прихода над всеми новыми общественными организациями в том, что приход есть органически выросшая единица, которую нужно лишь очистить от наростов и наполнить новой жизнью. В повреждении церковного прихода обвиняли преимущественно петровское законодательство, которое уничтожило бессословный характер прихода, тогда как все его члены должны быть «равны перед Богом» независимо от их сословной принадлежности [33].
Самый основательный анализ влияния петровского законодательства на приход давался в «Православном Собеседнике» П. Знаменским, профессором истории церкви Казанской духовной академии [34]. Он показал, что сословное законодательство Петра I привело к замкнутости сословий и таким образом отделило духовенство от народа. Кроме того, произведенная им централизация государственного аппарата строилась на привилегиях, нарушавших равноправные отношения между общественными единицами, что особенно ощутимо изменило характер церковного прихода. Конечно, цели реформы приходов в начале XVIII в. не противоречили церковному идеалу, но метод ее проведения не соответствовал внутренней церковной жизни. «Государственный принцип, развитый в законодательстве Петра до последней крайности, как только проникал в церковную сферу, везде производил вредные действия; он ослаблял духовный характер церковной деятельности, сообщал ей официальное, приказное значение, делал ее своим орудием», — писал «Православный Собеседник» [35].
Особенно тягостно ощущалась двусмысленность положения духовенства, которое, с одной стороны, уже не путем избрания, а по бюрократическому назначению поступало на приходскую службу, а с другой — его благосостояние зависело от прихожан. Для улучшения материального положения приходского духовенства при Екатерине II было указано предоставлять священникам на содержание по 33 дес. земли. Это ставило приходское духовенство в зависимость от учреждений, распоряжавшихся землей [36]. Нелегко в условиях крепостного строя складывались его отношения и с помещиками. Священнику трудно было блюсти свой пастырский авторитет при помещике, от которого он материально зависел. Неудивительно, что отмена крепостного права приветствовалась на страницах духовных журналов и как освобождение духовенства.
Выступления духовных журналистов не оставляют сомнений, что они отвергали превращение церковного прихода в бюрократическую единицу, а священника — в государственного чиновника. Поэтому поддержку реформы прихода духовные журналы искали не в Синоде, а у приходских священников. В корреспонденциях с мест говорилось о первых шагах и приходской деятельности. Некоторые священники писали, как они после литургии обращались к верующим со словами, что пришло время им самим позаботиться о нуждающихся из их прихода. Они устраивали сбор средств и по указанию прихожан раздавали эти средства нуждающимся, при гласной отчетности. В других случаях прихожане образовывали органы, готовые помочь священнику в его школьной и благотворительной работе, — приходские советы, приходские попечительства или церковные братства.
Название «церковное братство» особенно часто применялось в Киевской епархии, где еще были живы воспоминания о братствах XVI и XVII вв., которые заботились о нуждах православных — подданных Речи Посполитой. Эти братства свидетельствовали о том, что в православной церкви существует возможность свободного объединения духовенства и мирян всех сословий и любого происхождения для «нравственного и экономического сближения людей достаточных с бедными и пресечения того зла, какое производит неравенство общественных состояний» [37].
В сообщениях из провинции, публиковавшихся духовными журналами, говорится о тех трудностях, которые стояли на пути к оживлению приходской жизни. Новоучрежденные церковные братства встретили сопротивление со стороны тех, кто увидел в них конкурентов. Печатались, в частности, жалобы на мировых посредников и представителей крестьянского схода, волостных старшин, которые мешали братствам, особенно когда речь шла о заведении школы. Это столкновение было неизбежно потому, что те же задачи — учреждение школы и попечительство о нуждающихся — по закону возлагались на мировых посредников и волостных старшин.
Первые шаги по реформированию приходской деятельности не всегда отвечали намерениям духовенства. Менее всего, может быть, можно отнести к общественному движению начинание попечителя Виленского учебного округа князя А. П. Ширинского-Шихматова по созданию братства представителей высшего общества для поддержки православных приходов и русского элемента на западных окраинах империи, где среди высших слоев преобладали католики. Ширинский-Шихматов призывал высшее общество Петербурга, Москвы и других больших городов объединиться в братство для поддержки православного населения в Литве. С тех пор учреждение подобных братств вошло в моду [38].
Иначе была поставлена работа в московских приходах. В 1864 г. там уже существовало семь «попечительных советов о приходских бедных». Первую попытку в этом роде предпринял священник А. Ключаров [39], один из издателей «Духовной Беседы», который в 1862 г. учредил попечительный совет при Казанской церкви у Калужских ворот. Он отмечал, что живой интерес среди прихожан вызвала статья священника М. Сперанского «О христианской добродетели». Многие предложили свою помощь при организации попечительства. У Калужских ворот, на краю города, жила беднота, и многие прихожане там нуждались в помощи. Деятельность попечительства одобрил митрополит Московский Филарет: «Распространение предприемлемого образа действования в сравнении со случайным подаянием в неизвестные руки, без сомнения, удобнее и вернее может открывать, отличать истинно нуждающихся, а других располагать и направлять к посильным полезным занятиям» [40].
Благотворительная работа заключалась в том, чтобы помочь нуждающемуся найти путь для приложения собственных сил к улучшению своего положения, а также использовать возможности для самопомощи. Попечительства заботились о воспитании и обучении детей бедствующих семей, стремясь предотвратить нужду в будущем. Приходы с попечительствами подыскивали работу для безработных. Все это говорит о том, что духовенство, принявшее участие в социально-каритативном движении, разделяло оценку возможностей человека, характерную для эпохи Просвещения [41].
Большое внимание уделяли духовные журналы деятельности о. Александра (А. В. Гумилевского) в Петербурге. Начав с братской трапезы, он учредил в своем приходе 7 апреля 1863 г. братство Христово-Рождественской церкви на Песках, которое в течение года открыло небольшую приходскую больницу, старческий дом, два детских дома и библиотеку. Братство располагало капиталом в 6 тыс. руб. серебром; ему был пожертвован большой участок земли. К обработке ее старались привлечь тех в приходе, кто не мог ничего пожертвовать, чтобы таким образом дать им возможность принимать посильное участие в братском деле [42]. Этот пример приходской деятельности привлекал внимание духовных журналистов.
Противопоставляя созданное Гумилевским братство нецерковным обществам благотворительности, «Православное Обозрение» подчеркивало, что к успехам его привела «не боязнь разных социальных движений или революций», не «стремление ослабления пролетариата» и не «интерес богачей, охраняющих себе безопасность в будущем», а братский союз тех, кто занимается благотворительностью исключительно из христианского милосердия к ближнему. И тех, кто «скорбят о разобщении высших классов и народа», призывали в приходские братства, где сближение всех слоев общества действительно возможно [43].
Оценка деятельности братства со столь социально вызывающими акцентами больше вредила, чем помогала о. Александру. Правительство опасалось такого движения среди духовенства, и о. Александр был переведен из Петербурга в Нарву [44]. Судьбу его разделил и его журнал: «Дух Христианина» перестал выходить в 1865 году.
Если священники в приходах пользовались доверием прихожан, то вне их на
это внутрицерковное движение смотрели скорее без доверия. Представители материалистического мировоззрения считали, что церковная каритативная работа только задерживает движение человечества к лучшему будущему. Не сочувствовали такого рода деятельности и лица, формально относившиеся к вопросам веры и видевшие в едва начатой реформе разлад церковной жизни. Но не эти настроения в конце концов привели к тому, что инициатива в приходах затихла. Синод не был готов допустить подобные преобразования, распространявшиеся, как сообщали духовные журналы, и в провинции.
Анализ мер по реформированию церковного прихода, принятых правительством, свидетельствует, что он воспринимался только как орган отправления религиозных потребностей подданных. Это противоречило идеалу церковных преобразователей: приход как свободное объединение лиц на евангельских началах. К тому же власти с тревогой следили за приходским каритативным движением, лишенным той централизованности, которая гарантировала бы им контроль над происходящими переменами. Поэтому правительство считало необходимым взять это дело в свои руки [45].
В первую очередь это касалось материальной стороны приходской жизни. Использование земли Петербургским братством не соответствовало земельному праву даже и после 1861 года. Освобождение крестьян не превратило их в собственников обрабатываемой ими земли. Приходские священники фактически нарушали действующее земельное право, приобретая для каритативных целей землю и призывая прихожан, включая сельских, пользоваться ею на условиях, которые им были вне прихода не доступны. Со своей стороны, священники жаловались на вмешательство мировых судей и волостных старшин в приходские дела. На первых порах после реформы 1861 г. на всех должностных лиц возлагалось попечение о школе, но так как нужные для нее средства полагалось изыскивать на местах, возникала новая область соперничества между церковным приходом и волостным и мирским управлением.
Со времени учреждения Синода забота о материальном быте духовенства воспринималась как задача государственная. В дискуссиях середины XIX в. о способах улучшения материального положения духовенства обнаружились два течения. Сторонники одного из них требовали решить проблему назначением жалованья от казны. Но такая радикальная перемена традиционной системы окончательно превратила бы священника в чиновника. Сторонники более традиционного подхода искали иные пути.
Для подготовки приходской реформы 28 июня 1862 г. было учреждено «Особое присутствие для изыскания способов к большему обеспечению быта духовенства» [46]. За деятельностью присутствия следили духовные журналы, особенно «Православное Обозрение», озабоченное тем, как бы меры правительства не подавили приходскую инициативу, которая только начинала проявляться. Особое присутствие выработало два акта. 8 мая 1864 г. был принят устав «О правилах для учреждения православных братств», задним числом утвердивший ту деятельность в приходах, которая строилась на добровольном сотрудничестве. Второй устав, «Положение о приходских попечительствах при православных церквах» (2 августа 1864 г.), создавал условия для проведения государственной воли в жизнь церковных приходов, делая волостных и сельских старшин непременными членами этих попечительств.
По общему положению о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, волости следовало устраивать сообразно разделению на приходы («из каждого прихода образуется волость») [47]. Такое территориальное совпадение церковной и административной единиц, особенно когда все местные жители принадлежат к одному вероисповеданию, было бы естественным, если бы не та двусмысленность, что волость представляла собой деление не географическое, а чисто сословное: ни дворяне, ни духовенство не были представлены в волости. Если в приходе объединялись все сословия, то в попечительстве волостной старшина по закону должен был сотрудничать с дворянином — своим бывшим хозяином, в то время как с делами волости он должен был управляться самостоятельно.
«Устав о братствах» вводился в действие там, где прихожане были готовы к добровольному сотрудничеству со священником; там же, где это условие отсутствовало, учреждались попечительства. Такая двойственность вызывалась прежде всего стремлением Министерства внутренних дел укрепить позиции православного элемента на западных окраинах империи. На практике попечительство могло действовать также и в том случае, если священнику удавалось привлечь к добровольному сотрудничеству своих прихожан, а это осложнялось необходимостью уговаривать в первую очередь волостного старшину.
Если верить существующим подсчетам, то попечительства были учрежденье в 20% приходов [48]. Весьма индифферентно к проведению в жизнь «Положения о попечительствах» относилось и большинство иерархов [49]. Безуспешность насаждения попечительств заставила правительство пойти по другому пути. В юго-западных губерниях оно ввело особый поземельный сбор взамен существовавших там натуральных повинностей прихожан в пользу местного православного духовенства; изменился и «порядок устройства православных церквей» в девяти западных губерниях [50].
Попытки правительства развить приходскую жизнь не дали желаемых результатов. Так как оно преследовало лишь политические цели (соединение волости с церковным приходом, укрепление православного элемента в губерниях с преобладанием католической церкви), оно было не в состоянии терпеливо дождаться плодов общественного движения, которое зарождалось в церковных приходах и поддерживалось духовными журналами. Причина заключалась главным образом в том, что в противоположность властям внутрицерковное движение поначалу ставило целью освободить церковную жизнь от бюрократической опеки и пробудить сознание, что развитие приходской жизни — задача общественная, а не государственная. Потребность в этом проявилась, когда духовные круги поняли, что законодательные меры по отношению к церкви будут неизбежно расходиться с духом Евангелия.
В стремлении освободить общественную деятельность от такой опеки церковные преобразователи были не одиноки. Такое же движение охватило дворянство после отмены крепостного права [51]. Те же нормы, которые ограничивали самоуправление дворян, определяли и законодательство по отношению к приходу. Нацеленность «Положения о земских учреждениях» и «Положения о церковных попечительствах», изданных в 1864 г., обнаруживает их сходство. Оба акта отражают коренную проблему, вставшую перед правительством в связи с отменой крепостного права: как удержать общественные силы, заявившие о себе в органах самоуправления, в пределах, не угрожающих сохранению самодержавия [52].
В середине прошлого века старания духовенства совместно с мирянами оживить приходскую жизнь имели ограниченный успех. Должную оценку эти начинания получат, если учесть, что этот опыт использовался в ходе Поместного Собора Русской православной церкви 1917-1918 годов. Выработанный им новый устав предполагал освобождение прихода от государственной опеки и давал простор для развития приходской братской жизни.
Освальт Юлия — доцент Франкфуртского университета, автор книги «Церковный приход и освобождение крестьян».
Примечания
-
Захарова Л. Г. Самодержавие и реформы 60-х годов XIX в. в России. — Вопросы истории, 1989, № 10, с. 20.
-
Грекулов Е. Ф., Персиц М. П. Усиление идеологического влияния церкви в пореформенный период. В кн.: Церковь в истории России XIX в. — 1917 г. М. 1967, с. 227.
-
Литвак Б. Г. Русское православие в XIX веке. В кн.: Русское православие. Вехи истории. М. 1989.
-
Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж. 1931, с. 341-342. Об истории церкви в царствование Александра II см.: FREEZE G. The Parish Clergy in Nineteenth Century Russia. New Jersey. 1983.
-
Православное Обозрение, 1861, № 4, с. 348.
-
См. о нем: Smolitsch I. Geschichte der russischen Kirche. 1700-1917. Leiden. 1964, S. 297.
-
Православный Собеседник, 1855, № 1.
-
Духовная Беседа, 1858, № 2, с. 69.
-
Православное Обозрение, 1860, № 1, с. 69-70.
-
См. о нем: Флоровский Г. Филарет, митрополит Московский. — Путь (Париж), 1928, № 2; Иванов В. Становление богословской мысли в Московской духовной академии, 1814-1870. В кн.: Богословские труды. Юбилейный сборник. М. 1986.
-
См. о нем: Ключевский В. О. Письма, дневники, афоризмы об истории. М. 1968, с. 32-36.
-
Странник, 1860, январь, с 1-11.
-
См. о нем: Флоровский Г. Ук. соч., с. 346; Smolitsch I. Op. cit., fn. 7. Статьи его были изданы в виде сборника «О православии в отношении к современности» (СПб. 1860).
-
См. о нем: Русский биографический словарь. Репринт. Нью-Йорк. 1962.
-
Дух Христианина, 1861, № 2, с. 1-7.
-
Д. И. Флоринский, А. Гумилевский, И. Флеров, И. Заркевич (см. Smolitsch I. Op. cit., S. 514).
-
Дух Христианина, 1861, № 1, с. 13.
-
См. Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. Т. 15. СПб. 1900, с. 150.
-
Дух Христианина, 1862, июль, с. 838 и др.; Руководство для сельских пастырей, 1860, № 3, с. 133.
-
Дух Христианина, 1862, август, с. 838 и др.
-
См. там же, с. 843.
-
Верховской П. В. Учреждение Духовной коллегии и Духовный регламент. Ростов-н/Д. .1916, с. 101.
-
Православное Обозрение, 1862, июнь, т. 8, с. 226.
-
Дух Христианина, 1862, № 3, с. 153; Православное Обозрение, 1862, № 3, с. 72 и др.
-
Православное Обозрение, 1862, май, с. 67; там же, 1862, октябрь. Заметки, с 68; Странник, 1860, апрель, V, с. 42.
-
Благовидов Ф. Деятельность русского духовенства в отношении к народному образованию в царствование императора Александра II. Казань. 1891, с. 15.
-
См. Проект устава низших и средних училищ, состоящих в ведомстве Министерства народного просвещения. — Журнал Министерства народного просвещения, 1860, т. 106.
-
Чарнолуский В. Начальное образование во второй половине XIX столетия. В кн.: История России в XIX веке. Т. 8. СПб. Б. г., с. 127.
-
Благовидов Ф. Ук. соч., с. 27.
-
Православное Обозрение, 1862, т. 7, с. 34.
-
Там же. Заметки, с. 8; т. 8, с. 35.
-
Православное Обозрение, 1862, т. 7, с. 127; Христианское Чтение, 1863, т. 1, с. 141.
-
См. Знаменский П. Приходское духовенство в России во времена Петра Великого. Казань. 1873.
-
Православный Собеседник, 1863, т. 11, с. 148.
-
Smolitsch I. Op. cit., S. 501.
-
Православное Обозрение, 1862, апрель. Заметки, с. 238.
-
Там же, 1863, сентябрь. Заметки, с. 68.
-
О нем см.: Felmy К. Chr. Predigt im Orthodoxen Russland. Gottingen. 1972, S. 99.
-
Дух Христианина, 1862, май, с. 395.
-
Scherpner Н. Theorie der Fiirsorge. Gottingen. 1962, S. 121.
-
Православное Обозрение, 1864, июнь. Заметки, с. 108.
-
Там же, 1865, сентябрь. Заметки, с. 71.
-
Влиятельным друзьям удалось выхлопотать ему разрешение возвратиться в столицу, но уже не в прежний приход, а священником в Обуховскую больницу. Там он заразился тифом и умер в 1869 году. В некрологе «Христианское Чтение» сообщало, что старожилы Петербурга не помнят такого многочисленного стечения народа при погребении самых знатных лиц, какое им пришлось видеть при погребении Гумилевского. Гроб его несли лица всех званий и состояний (Христианское Чтение, 1869, № 1, с. 1020).
-
Папков А. Начало возрождения церковно-приходской жизни в России. — Русский вестник, 1900, март, с. 144.
-
Руновский Н. Церковно-гражданские законоположения относительно православного духовенства в царствование императора Александра II. Казань. 1898, с. 51.
-
Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости. Разд. II, п. 44. (ПСЗ, № 36657).
-
38 613 церквей, 7502 приходских попечительства (см. Smolitsch I. Op. cit., S. 709; Руновский H. Ук. соч., прим. 58).
-
Православное Обозрение, 1865, февраль. Заметки, с. 103.
-
О порядке устройства православных церквей в девяти губерниях Западного края, 7.ХII.1867 (ПСЗ, № 45 252).
-
Emmers Т. The Russian Panded Gentry and the Peasant Emancipation of 1861. Cambridge. 1968, p. 82.
-
Starr S. F. Decentralization and Self-Government in Russia, 1830-1870. Princeton. 1972, p. 71.
Впервые в Интернет
Сканирование, обработка и OCR: Николай Гончаров