Культурный мир переживает тяжелое время и мало думает о том, что главная причина всех наших современных неурядиц заключается в том, что врагам Христа не дается должного отпора и они почти невозбранно среди нас самих, христиан, воюют против того, что мы должны были бы считать неприкосновенной святыней. Неудивительно, что и наука не составляет здесь исключения. Забывая заповедь Христа, она широко творит соблазн малых.
Чтобы дать об этом понятие, достаточно представить хоть самый краткий очерк антихристианской работы науки за последние полтораста лет, что явится вместе с тем и очерком тех научных заблуждений, в которые за это время впадала наука, в результате укоренившегося, к сожалению, в большинстве ее представителей убеждения, будто может быть истинным и что-нибудь такое, что не стоит в согласии с христианским мировоззрением. Это основное печальное заблуждение довело даже многих представителей науки до уродливой мысли, будто истинное, с их точки зрения, беспристрастие требует от пытливого человеческого ума в деле отыскания истины, полной свободы от указаний религиозного воззрения, говоря прямо, – от предуказаний учения Христа. Для истинного христианина такой взгляд на дело есть прямой отказ от повиновения воле Отца, пославшего Христа на землю для спасения человечества, погрязшего в грехе искания земных благ в ущерб святому стремлению к единению с Богом живым или, говоря обычным языком, отказ от действительной истины, вызванный нежеланием устоять пред соблазном, минутного увлечения.
Несомненно, что за последние полтораста лет, наука, давшая человечеству так много в деле внешнего преуспеяния культуры, творила в то же время великое несчастие —подтачивала изнутри самые основы этой культуры. Говоря прямо, мы должны признать, что сначала среди представителей науки все больше и больше увеличивалось число ученых, равнодушных к делу просвещения человеческого ума светом учения Христа, а за последнее время среди тех же представителей науки стало страшно возрастать число открытых врагов Христа. Таким образом вместо того, чтобы бороться со страшным для нашей культуры делом упадка христианства, наука, в лице едва ли не значительного большинства своих представителей, стала в ряды тех, кто содействует этому упадку. Трудно представить себе действительно нравственно хорошо настроенного человека, который не понимал бы, что упадок христианства и упадок нравственности – синонимы. Страшный рост преступности и недовольства жизнью — характерная черта нашего времени; но ведь это и есть не что иное, как обратная сторона христианского настроения — беспредельной любви к ближнему и восторженной преданности жизни, как подвигу перед Богом. Пусть же об этом подумают те представители науки, которые в союзе с врагами Христа пытаются колебать веру в Его учение; а, повторяю, за последние полтораста лет число таких представителей науки продолжает множиться. Немалое число из них, благодаря данному им от Бога таланту, могло бы сослужить человечеству великую службу, содействуя укреплению его в деле понимания истинного призвания человека на земле; а между тем талант этот пошел сплошь и рядом не на это дело, а на создание учений, представлявших собою ряд вредных заблуждений, породивших великий соблазн для малых и несомненно составивших собою по своему существу страшную для человечества работу подтачивания внутренних основ культуры. Неудивительно при этом и вполне естественно, что представители науки, нежелающие бороться с соблазном антихристианского заблуждения, доходят уже и до прямой лжи в науке, ибо ложь — есть неизбежное последствие антихристианства. Перейдем к примерам.
Ныне Германия первенствует в разработке научных вопросов и в популяризации науки. Приблизительно десять лет назад там появилось одно из популярных изданий, вышедшее сразу во многих десятках тысяч экземпляров. Характер этого издания ясен из самого названия «Вселенная и человечество» (Weltall und Menschheit). Очевидно, издание поставило себе задачей просветить массы в том, как современное естествознание должно ответить на вопрос, который Гексли по примеру философов назвал «вопросом из вопросов», т.е. на вопрос о положении человека во Вселенной. Издатели озаботились тем, чтобы привлечь в сотрудники лиц с громким именем, и не мудрено, что статью «О происхождении и развитии человека» было поручено составить профессору Клаатчу. От него мы и слышим признание, которое выражает прямо обычное заблуждение большинства ученых переживаемой нами эпохи, заблуждения, которое делает из них не участников, как то было бы желательно со стороны служителей науки, проповеди Христова учения, а — то скрытых, то явных, то бессознательных, то сознательных — страшно вымолвить — врагов этого учения. Клаатч, как бы от имени всего современного естествознания заявляет, что вопрос о положении человека во Вселенной должен быть решаем в науке без всякого отношения к религии и что вообще сфера науки и сфера религии должны быть строго разграничены. Всякому понятно, что значит такое заявление. Очевидно: сделать такое заявление равносильно тому, что утверждать, будто науке вовсе нет нужды принимать во внимание, стоят ли ее выводы в согласии с христианским мировоззрением или нет. Нужно ли здесь много думать и рассуждать, чтобы прийти к заключению, что такое заявление с христианской точки зрения есть прямое богоборство. А каковы последствия такого богоборства в науке — мы сейчас увидим. Скажем вперед: в погоне за воображаемой свободой разума целые ряды ученых отказались от спасительного в науке, как и везде, руководства учения Христа и вследствие этого не только впали в заблуждение, но даже — как они это и должны были бы предвидеть — были уловлены в тенета врагов христианского вероучения. В самом деле, вот примеры.
В конце XVIII ст. Лавуазье путем опыта и исследования показал, что в случаях кажущегося исчезновения вещества, при многих химических реакциях, в действительности имеет место не исчезновение вещества, а только то или другое изменение в его состоянии. Названный факт был неоспоримо доказан исследованиями Лавуазье, но не давал, конечно, ему, как беспристрастно рассуждающему ученому, каковым он себя ошибочно считал в данном случае, никакого права сделать свое, всем известное обобщение, будто во Вселенной (в природе — dans la nature) ничто не творится, ничто не исчезает (rien ne se сreе, rien ne se perd), обобщение, конечно, не стоящее в согласии с христианским учением о Творце Вселенной, создавшем вещественный мир, который конечен. Для дальнейших успехов химии сказанное обобщение — несогласное с христианским мировоззрением, но вполне соответствовавшее пантеистическому воззрению еврея Спинозы — вовсе не было нужно; но оно было провозглашено, принято и повело к дальнейшим заблуждениям в науке.
В половине XIX ст., благодаря исследованиям Р. Майера, а затем Гельмгольца и др. было дознано, что, в случаях кажущегося исчезновения материально проявляющейся силы (энергии), такое исчезновение в действительности может и не иметь места, а — представлять лишь превращение одного рода энергии в другой. Для науки, для ее дальнейших успехов, конечно, было очень важно установить возможность перехода одного рода энергии в другой, возможность превращения энергии. Однако же и здесь, по примеру Лавуазье, был сделан вывод о некрушимости, о вечности энергии, вывод вовсе не нужный для дальнейших успехов науки, но опять-таки, несомненно, не стоящий в согласии с христианским мировоззрением.
Скоро ученый мир уверовал (едва не поголовно) в так наз<ываемый> закон сохранения (вечности) материи и энергии, или закона постоянства запаса материи и энергии во Вселенной. Что этот закон сам по себе не верен, т.е., что такого закона природы вовсе нет, ныне стало хорошо известно, благодаря успехам современной физики и химии. Кто из современных беспристрастных ученых станет по правде спорить о том, что мы должны признать несомненные случаи развеществления (дематериализации), т.е. превращения вещества в энергию и в то же время должны допустить, говоря словами Г. Лебона, что сама «энергия растрачивается и исчезает в мировом эфире, как исчезает в океане успокоившееся волнение» [1]. Тот же Лебон на одном из своих сочинений [2] в противоположность Лавуазье ставить девиз: «В природе ничто не творится, все исчезает» (Dans la nature rien ne se сreе, tout se perd).
Итак, научное заблуждение о некрушимости вещественного мира просуществовало для самих ученых всего лишь около ста лет, а сколько тягостных последствий имело это заблуждение, дававшее кажущееся торжество пантеизму над христианством! Это ли не вина науки, уклонившейся добровольно от христианского мировоззрения. Но этого мало. Ныне нет недостатка и в таких представителях науки, которые являются прямыми соблазнителями масс и одновременно распространителями лжи.
В 3<ападной> Европе (и у нас путем перевода) едва ли не в миллионах экземпляров разошлась книжка Геккеля «Мировые загадки», в которой автор уверяет читателя, что, философствуя он, автор, опирается на строго обоснованные выводы науки. Уверовав в дни своей молодости в «закон сохранения материи и энергии» (Геккель называет его «законом субстанции»), йенский профессор зоологии стал уже равнодушен к истине: он не хочет ничего знать о современных успехах физики и химии и так соблазняет своего читателя, в надежде, что он поверит ему, как профессору и в свое время прославленному ученому: «Бог и мир – одно и то же. Понятие о Боге совпадает с понятием о субстанции», – и затем добавляет: «Только этот последний взгляд совместим с тем высшим законом природы, открытие которого является одним из величайших триумфов XIX столетия, с законом субстанции. Вот почему пантеизм неизбежным образом является мировоззрением нашего современного естествознания» [3].
То, что здесь Геккель называет величайшим триумфом XIX столетия (предполагавшаяся некрушимость материи и материально проявляющейся силы — энергии) и из-за чего он призывает отказаться от деизма (т.е. прямо говоря — христианства), оказалось, как сейчас об этом сказано, одним из научных заблуждений, не более, заблуждений, вызванных именно богоотступничеством в науке. Неудивительно, конечно, что один из критиков «Мировых загадок» в Англии, известный физик Оливер Лодж, выражается прямо:
«Говорить, как это делает профессор Геккель, что современный физик так привык к идее сохранения материи, что является неспособным понимать противное, это — просто ложь» [4].
Полагаю, что этим можно считать первый из приведенных примеров, на котором мы ясно видим, что всякий враг учения Христа обречен неизбежно на проповедь лжи, исчерпанным. Перейдем к дальнейшим примерам.
Вряд ли может быть сомнение в том, что именно распространившаяся в ученом мире вера в несокрушимость материи, и энергии сыграла первенствующую роль в деле дехристианизации науки в XIX ст<олетии>, и, в частности, в деле возникновения антихристианских учений в биологии. Неудивительно после сказанного, что Гексли [5], а за ним и целая масса последователей признала вопрос о положении человека в природе одним из вопросов философствующей зоологии и что, когда Дарвин в своей книге «Происхождение человека» воскресил старую сказку об обезьяньем происхождении человека, книге этой большинством специалистов были прощены все ее не только недочеты, но и прямые нелепости, а автор ее был окончательно провозглашен великим ученым и триумфатором XIX века.
Однако же не прошло еще и сорока лет после издания этой книги, как даже среди дехристианизованных естествоиспытателей стало быстро уменьшаться число охотников поддерживать «учение» об обезьяньем происхождении человека. Ныне, можно сказать, от этого учения остались лишь обломки; но и на обломках этих мы видим опять лицо неправды. Иначе не могло бы и быть: Дарвин, отстаивая свое учение, воевал — сознательно или нет — с христианским мировоззрением. Во всяком случае, защищая свою точку зрения он должен был, приводя свои «доказательства», уклоняться от правды (достаточно напомнить, что он высказывал вопреки действительности, сомнение в том, что огнеземельцы обладают настоящей членораздельной речью, и что он же, не имея никаких фактических данных уверял читателя, что антропоморфные обезьяны дошли до сооружения «платформ», которые можно будто бы считать прообразом человеческой постройки. Что же мудреного, что ныне защитники животного происхождения человека, после того как для них стало уже представляться невозможным отстаивать, как это делал сам Дарвин, прямо обезьянье происхождение человека, считают себя вынужденными — как ни тяжело это сказать —прямой ложью спасать авторитет «великого» основателя дарвинизма. В самом деле, десять лет тому назад, Клаатч, в вышеупомянутой своей статье, рискнул утверждать, будто Дарвин никогда не говорил о происхождении человека прямо от обезьяны, между тем, как вся книга «Происхождение человека» только об этом и говорит. Кто же не знает, что Дарвин не только называл предков человека обезьяноподобными (ape-like), но прямо говорил:
«В классе млекопитающих не трудно представить себе ступени, ведущие от древних полузверей к древним сумчатым и от этих к древним предкам живородящих млекопитающих. Мы можем подняться таким образом до лемурных, а от последних уже не велик промежуток до обезьян. Обезьяны разделились с течением времени на две большие ветви: обезьян Старого и Нового света. От последних же произошел в отдаленный период времени человек, чудо и слава мира» [6].
Никто, конечно, не может сомневаться в том, к каким именно обезьянам стояли, по мнению того же Дарвина, как он говорит, обезьяноподобные предки человека. Это были те обезьяны Старого света, которых называют антропоморфными: основатель дарвинизма колебался только в своем выборе между двумя африканскими представителями этого семейства обезьян: между гориллой и шимпанзе [7].
Пойдем, однако, далее. Можно привести пример еще более страшной неправды, на которую считают себя вынужденных идти теперь защитники антихристианского воззрения на природу человека.
Как известно, в 1891 г. голландский врач Е. Дюбуа открыл на о. Ява остатки (крышку черепа, два зуба и бедро) нового ископаемого вида обезьян, которому и дал название питекантропа, или обезьяночеловека (Pithecanthropus erectus), в том предположении, что обезьяна эта будто бы есть несомненный предок человека. Однако же, так как в конце прошлого века вера в обезьянье происхождение человека в ученом мире уже значительно пошатнулась, по поводу находки Дюбуа возникли большие споры. Не будем входить здесь в какие-либо подробности и отметим лишь, что в своей речи на международном зоологическом конгрессе в Берлине в 1901 г. известный палеонтолог Бранка счел своим долгом заявить, что палеонтология никаких животных предков человека до сих пор еще не знает и что геологически — так выразился буквально оратор – человек представляет собою «выскочку». Но, вот, в 1910 г. тот же Бранка в одном из своих специальных сочинений [8], очевидно боясь как бы его не заподозрили в пристрастии (!) к христианскому мировоззрению, согласно которому человек имеет отличную от остальных живых существ природу и совсем особое происхождение — находит нужным заявить, что естествоиспытатель не может отвергать животное происхождение человека. Насколько обдуманно и искренно это заявление почтенного ученого, покажет следующее.
В сочинении, о котором идет речь, Бранка остается при убеждении, что человек не мог произойти от обезьяны, подобной ныне живущим и ископаемым высшим обезьянам. Тем не менее он не затрудняется высказать предположение, не был ли найденный Дюбуа питекантроп ублюдком, происшедшим от человека (женщины) и обезьяны (самца гиббона). Поставим же здесь вопрос: в какое положение становится ученый, высказывающий для спасения антихристианского учения о животном происхождении человека, названное предположение? Основано ли это предположение на каких-нибудь научных данных? Конечно, нет [9]. Наоборот, хорошо известно, что все рассказы о помесях между человеком и животными представляют собой плод досужей фантазии необразованной толпы, не более.
Пойдем, однако, далее. В том же сочинении Бранка останавливается на унизительной для человеческого достоинства затее произвести путем искусственного оплодотворения помесь между негром и шимпанзе, и идет при этом так далеко, что называет эту затею не преступным замыслом (чем она должна, конечно, считаться по отношению всякого, кто действительно верит в возможность получения такой помеси), а нравственно чистым побуждением. Таково падение научного мышления в результате богоотступничества, в христианском смысле этого слова! В какое положение ставит себя в самом деле Бранка? Если он верит, что помесь между человеком и обезьяной возможна, то, очевидно, он восхваляет преступление, более тяжкое, чем детоубийство, ибо названный замысел обрекает потомство человека, в случае осуществления этого замысла, уже не на смерть, а на существование — страшно вымолвить — в полуживотном состоянии. Если же ученый не верит, в действительности, в возможность получения помеси между человеком и обезьяной, то, следовательно, проповедует то, во что сам не верит, т. е. лжет. Которое-нибудь из этих двух предположений принять необходимо; но каждое из них рисует поистине безотрадное положение естествоиспытателя, мирящегося с учением, идущим в разрез с христианским мировоззрением.
Приведенный пример являет нам, скажем прямо, отупение совести в результате отречения от руководства в науке учением Христа.
Возьмем еще один пример и увидим, что то же отречение ведет не только к затмению совести в деле искания истины, но даже к явному переходу в лагерь врагов государственности, делает из ученого проповедника борьбы с государственной властью во имя будто бы интересов науки. Можно ли себе представить более унизительное положение для ученого? Но перед нашими глазами стоит также и такой пример.
В своих «Мировых загадках» Геккель жалуется, будто государство и Церковь в союзе друг с другом подавляют свободу мысли в деле научных изысканий. Между тем в той же книжке, как сказано, расходящейся на родине ее автора в огромном количестве экземпляров, сам Геккель не только позволяет себе всякое «свободомыслие», но доходит даже до той самой хулы на Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятую Деву, которую измыслили враги Христа, распявшие Его. Очевидно, следовательно, жалоба Геккеля есть не только ложь, но и клевета, нужная ему для соблазна читателя, которого Геккель третирует здесь, несомненно, как неспособного даже уразуметь существа его богохульной проповеди. Какова же цель этой проповеди? Этого Геккель не скрывает: он прямо объявляет христианство врагом науки и остается таким образом верен цели, поставленной себе основанным им «Союзом монистов» — вести в науке борьбу с христианством. С кем же идут здесь рука об руку Геккель и его последователи? За ответом на это далеко ходить не приходится. Ведь еще так недавно было опубликовано воззвание одной из европейских групп партии социал-демократов. В воззвании этом прямо указывается на несоответствие религии и науки и прямо говорится, что «борьба с христианскою Церковью, которая является господствующей организацией в руках государственной власти, тоже стало делом партии, так как тот, кто борется с верховной властью, должен стараться побороть и то, в чем ее сила, в данном случае — Церковь».
Итак, науке, во имя будто бы беспристрастия пытающейся уклониться от христианского мировоззрения, широко открыты… тенета не только лжи, но и преступления.
Примечания
- Le Bon, L’Evolution des forces, 1908, p. 101.
- Le Bon, L’Evolution de la matiere, 1909.
- Е. Haeckel, Die Weitrhäthsel, 9 Aufg, 333.
- О. Лодж, Жизнь и материя, русск. перев. под ред. Н. М. Соловьева (1903), 33.
- По слухам занимавший видное место между английскими масонами.
- Ч. Дарвин, Собрание сочинений, русск. пер. изд. О. Н. Поповой т. 11, стр. 117.
- Ср. Ch. Darwin, Descent оf man (1871), 156.
- Branca, Der Stand unserer Kenntnisse vom fossilen Menschen
- Заметим, кстати, что, судя по последним исследованиям Ретциуса (1911 г.) можно сказать, что гистологически оплодотворяющий элемент орангутана и человека в подробностях строения представляет очень существенное различие.
